— Подвязать седло проволокой разве, — размышлял он вслух сиплым пропитым басом. — А вы, прокурор, поедете в коляске, и молитесь всю дорогу, чтоб выдержала.
— Проволоки я сейчас принесу, — сказал председатель Савин, не делая, впрочем, никакого движения. — А то можно в кузню, хлопцы приклепают, если не пьяные.
— Хрен с ним, доедем…
— Говорят, у вас на складе украли пять мешков пшеницы? — тоненько, задыхаясь, пропищал гигант-прокурор.
— Кто украл? — насторожился милиционер.
— Откеда я знаю? — развел руками председатель. — Возчики, может, на самогон.
— Ну, нар-род… Заявили?
— На фиг? — улыбнулся председатель. — Пустяк… Фу ты, мерзавцы, уже успели донести.
— Так у вас все пустяк, а потом убийства, работай тут.
— Ах, оставьте, не заедайтесь! — простонал бессильно прокурор. — В такую жару не работать — сидеть по горло в пруде.
Савин задумчиво посмотрел сквозь пыльное окно.
— Это вообще можно, — сказал он. — пруд есть. Не очень пруд, но вода. Может, правда, покупаться?
— А что? Идея! Давайте в самом деле, — оживились гости.
Все трое поднялись — причем Крабов сразу снял гимнастерку, — вышли из конторы и направились гуськом к пруду. Впереди пошел добродушный, невзрачный Савин, за ним, выступая, как журавль, начальник милиции в белой, взмокшей от пота майке, а прокурор, тяжело сопя, загребая тапочками пыль, с первых шагов отстал, и на него из-под лопухов закурлыкали и зашипели гуси.
Деревня была безлюдна, как вымерла. Вдоль пустынной улицы виднелись кое-где под плетнями куры, лежавшие в пыли, с открытыми пересохшими клювами, и еще одна древняя-древняя старуха, вся в черном, отрешенно сидела в тени крыльца. Опираясь на суковатую палку, она проводила прохожих тусклым, недобрым взглядом.
— Прудов у нас, правду говоря, два, — объяснил Савин. — Верхний — Утятник, в нем уток разводим, а нижний — Утопелец, пока пустует.
— Что за название такое веселое? Глубок?
— Лужа. Да лет семь тому старый председатель в нем утопился.
— Спьяну?
— Черт его знает, вроде не. Не выяснили. Хочу утками заняться. Жрут только много утки. Одни перерасходы, в гроб его…
— Эт-та что ж такое?! — вдруг, насторожившись, спросил милиционер и остановился, вслушиваясь, как гончий пес.
— Где? — удивленно спросил Савин.
— Кричат!
Откуда-то, из-за куп деревьев, донесся все нарастающий панический крик народу, тысяч народу, какие-то гулкие удары, выкрики, скрежет и сплошное «ала-ла-ла-ла…» Глаза прокурора округлились, милиционер автоматически потянулся рукой к кобуре. В крике слышались ноты предельного отчаяния.
