Нам оставалось убить еще час или два до его самолета, и, разложив на столе его рисунки, мы какое-то время над ними поразмыслили, соображая, уловил ли он дух дерби… но так и не смогли решить. Руки у него так сильно дрожали, что он карандаш с трудом держал, а у меня перед глазами все плыло, и я едва различал нарисованное.
– Вот дерьмо, – сказал я, – мы оба выглядим хуже любой из твоих харь.
– Знаешь, – улыбнулся он, – мне это приходило в голову. Мы приехали смотреть на жуть, люди набрались, злы до безумия, блюют друг на друга и все такое. А теперь, знаешь что? Это ведь мы…
Громадный «понтиак боллбастер» несется по скоростной трассе. В новостях по радио говорят, что национальная гвардия дубасит студентов в Кент-стейт и Никсон все еще бомбит Камбоджу. Журналист ведет машину, не обращая внимания на пассажира, который теперь почти голый, потому что всю одежду снял и высунул за окно в надежде, что из нее выветрится запах «черемухи». Глаза у него ярко-красные, а лицо и грудь липкие от пива, которым от старался смыть с кожи жуткий химикат. Перед его кожаных штанов пропитался блевотиной; его тело сотрясают приступы кашля и рыданий. Журналист загоняет большую машину через поток прямиком на стоянку перед залом вылета, там он перегибается через пассажира, чтобы открыть дверцу и выталкивает англичанина с рыком:
– Вали отсюда, педик ты бесхребетный! Извращенный свиноеб! [Хохот безумца]. Если б меня так не тошнило, я тебя пинками до Боулинг-Грин прогнал бы, хрен ты иностранный. На тебя и черемухи-то жалко… Обойдемся в Кентукки без таких, как ты!
Scanlan’s Monthly, вып. 1, № 4, июнь 1970.
СЕВЕРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮЖНОГО ГОРОДА
Луисвилль. Кафе «Квино» – на Маркет-стрит, в двух кварталах от реки, в сердце финансового и юридического центра Луисвилля. Довольно часто в долгие и сырые послеполуденные часы долины Огайо многие из тех, кто обычно подобных мест избегает, оказываются у белой пластмассовой стойки «Квино», пьют пиво «Фер» или «Фолл-сити» и едят «настоящие сырные сэндвичи за двадцать центов», пролистывая утренний выпуск луисвилльской Times. Если стоять у стойки и смотреть на улицу, увидишь только сменившихся с дежурства копов и завсегдатаев зала суда, фермеров, у которых в пикапе пятеро детишек и беременная жена, и брокеров в костюмах на две пуговицы и ботинках из дубленой кожи. Луисвилль гордится своими скачками и всем, что с ними связано, и появление хорошо одетых негров в здании городского суда удивления не вызывает.
