На самом деле Хигусу не было никакой необходимости жить в подвале. Он мог занять любую пустующую квартиру. Но сознательно возведя аскетизм в принцип своего существования, он не шел на компромиссы. Да, можно было устроиться удобнее, можно было ходить охотиться в лес, но еще в самом начале своей миссии Хигус решил, что если потакать желаниям, искать комфорта, то недалек будет тот день, когда он больше не сможет себя удерживать в мертвом городе и уйдет обратно. А теперь он привык, ему было безразлично качество еды, не тревожил быт, и, словно схимник, Хигус совсем отказался от цивилизации.
Сначала Хигус был не один. Они шли на Восток навстречу потоку беженцев. Но собратья по предназначению один за другим сходили с ума, и он убивал их, потому что в них больше не было проку. Но последнего убил не без торжества. И эта смерть убедила Хигуса, что судьба благоволит ему. Тогда же он окончательно определился в своей миссии. Именно осознание избранности привело его в такую эйфорию, что ее отголоски поддерживали в нем жизнь даже спустя годы.
В конце концов, решив захватить самое длинное духовое ружье, Хигус снял с крюка потрепанный серый плащ, позволяющий сливаться с развалинами, осторожно достал из большой лакированной шкатулки тяжелые стрелы и рассовал их в специальные нагрудные кармашки, как на бурке, пять справа и пять слева, а потом сунул в котомку банку с ядом. Только после этого он задул свечу и пошаркал обратно в подвал. Не зная, чего опасаться, Хигус все-таки решил затушить костерок под коптильней: дым мог его выдать.
Проводников затворник не опасался. Давно уже не ходят они по ночам, а днем их убивать опасно. Днем можно получить и пулю в ответ, все-таки яд не так быстро действует, чтобы не успеть поднять автомат. Совсем другое дело — плюнуть отравленной стрелой с двадцати-тридцати шагов под покровом ночной тьмы. Даже от царапины проводник к утру умирал. Не нужны были Хигусу ни оружие, ни вещи, да и не так уж необходимы консервы — ему хватало того, что есть, или что можно при желании найти в брошенных домах. Ему нравилось чувствовать себя полновластным хозяином ночного города, насаживая на кол очередную голову.
Хигус избегал встреч с редкими группами военных, справедливо считая их слишком опасными для себя, а значит и для миссии. Лишь один раз он не удержался и, воспользовавшись случаем, запер одно такое подразделение в бункере, рядом с той самой подземной лабораторией, где брал яды. Он просто закрыл за ними тяжелый маховик бронированной двери — единственный выход с уровня. Что искали военные, было ему не ведомо, но зашли они туда со стороны бомбоубежища под заводом на окраине города. Хигус потом приходил к той двери каждый день, садился под ней и долго прислушивался к глухим звукам за толстой стальной перегородкой, пока они окончательно не затихли.
