Следующие два дня Ромочка питался тем, что нашел в буфете, а прибирать за собой не трудился. Сначала он съел полпачки печенья. Потом грыз капусту, сырую картошку, кукурузные хлопья, рис и макароны. У него разболелся живот, и он лег. Потом, когда полегчало, ему удалось вскрыть две консервные банки скумбрии. После скумбрии очередь дошла до пачки рафинада. Потом он попробовал есть сырой лук. Ромочка нашел еще две стеклянные банки — со сливовым вареньем и с солеными огурцами — но их открыть не получилось. Он хотел было разбить их, но потом передумал. Мама много раз ему твердила:
— Если проглотишь разбитое стекло, умрешь! Ромочка наведался во все запретные места. Ничего интересного, а тем более съедобного он там не нашел. Он вытащил всю одежду из картонных коробок и выгреб все из-под кровати. Красивые мамины платья оказались очень тонкими. Ромочка нечаянно порвал одно, когда стаскивал его с вешалки. Он поднес к носу платье с павлинами и вдохнул мамин запах. Потом осторожно отложил его в сторону и продолжал рыться в одежде. У мамы было коричневое короткое пальто с меховыми манжетами, поясом и воротником. Мама часто говорила:
— Оно такое теплое, что и сапог не нужно!
Пальто так и не нашлось, и Ромочка скоро бросил его искать. Он напялил на себя столько всего, что с трудом снимал штаны, когда ходил в туалет. Он стащил с кровати матрас и набросал на него груду теплых вещей. Почти все время он проводил в свитом им «гнезде». Вот достанется ему от дяди, если он вернется! И все же Ромочке очень хотелось, чтобы дядя вернулся. Пусть, пусть увидит, что бывает, если не прийти домой вовремя!
Через три с половиной холодных дня и три длинные, темные, ледяные ночи Ромочка понял: надо уходить. Он не знал, куда вдруг пропали дядя, телефон, электричество и отопление. Гораздо больше тревожило то, что мама исчезла и не вернулась и позже точно так же исчезла и не вернулась мебель. За свою короткую жизнь Ромочка понял, что дядя и телефон заслуживают гораздо меньше доверия, чем мама, отопление и мебель.
Он бесцельно бродил по комнате, и внутри у него все сжималось от дурного предчувствия. Выходить в одиночку на улицу строго запрещалось.
— Если хотя бы высунешь нос на улицу, мы с дядей тебя убьем: сначала я, потом он.
Но в доме нечего было есть.
Ромочка все тянул. Он обошел другие этажи. Необычные тишина и темнота на лестнице уже не удивляли его. Он поднялся на четвертый этаж и робко постучал к соседке Шиллер, хотя и догадывался, что ее нет. Дверь оказалась незапертой. Ромочка потянул ее на себя и вошел. Соседская квартира изумила его, хотя он и знал, что теперь здесь тоже все по-другому. В огромной двухкомнатной квартире не нашлось ничего, кроме кучи мусора. Занавески пропали, и комнаты утопали в ярком, резком свете. Деревья за окнами стояли голые, только последние желтые листочки зябко дрожали на ветру. Ромочка потопал назад, к себе.
