Хольман огорчился. Нет, ему определенно не везет. Он отыскал столовую. Заказал графинчик перцовки и порцию свиного шашлыка.
Напротив, за столиком, забитым пустыми пивными бутылками, сидел мордастый, начиненный здоровьем и пивом молодец. Перед ним стояла сковородка с яичницей. Хольман машинально подсчитал: восемь яиц!
Детина нацедил в пивную кружку водки и разбавил се пивом. Затем на его лице появилось выражение веселого ужаса и он залпом выпил содержимое. Детина с треском поставил граненую кружку, забил под столом копытом и замотал кудряво-плешивой головой, посаженной на шею штангиста-тяжеловеса.
— Бррр, берет окаянная! — молвил детина, отрубая от яичницы здоровенный кусок.
Хольман с некоторым трепетом наблюдал за завтраком своего соседа. За каких-нибудь полчаса он дважды повторял порцию шнапса. Глаза у него стали красные, словно по ним мазанули бычьей кровью.
— Ты чего уставился, глиста? — не соблюдая протокола, спросил детина.
— Мне… ничего, — поспешил заверить Хольман.
— «Ничего, ни-че-го»! Ездют тут всякие с портфелями!
— Федя Акундин! Не приставай к человеку! — крикнула буфетчица.
— Брысь! — огрызнулся Федя и, повернувшись к Хольману, продолжал: — Уполномоченный, говоришь? Набил портфель портянками и разъезжаешь? А работать за тебя будет Федя Акундин? У Феди холка крепкая! Он повезет. А ты будешь портфелем махать?
Акундин снова плеснул водки в граненую кружку, долил пиво и залпом выпил гремучую смесь. Разоблачительная сущность тирады Акундина, произнесенная заплетающимся языком, не дошла до Хольмана. Корреспондент спросил с любезной улыбкой:
— Извиняйте меня, что вы пьете? Это есть русский коктейль?
— Ты мне зубы не заговаривай! — наваливаясь грудью на стол, сказал Акундин. — Ты толком отвечай: сколько гребешь, глиста?
— Как я должен понимать слово «гребешь» и слово «глиста»? — по-прежнему улыбаясь, спросил Хольман. — Я никогда не учил такой слова.
— Вот сволочь, ханурик, придуривается, — возмутился Акундин. — Ну что ты скажешь! Ты зачем приехал, долгоносик? Небось к Коржу?
— Да, я есть гость Корж.
— Ну и дурак!
На этот раз Хольман понял.
— Зачем вы наносил мне оскорбление? Меня нельзя оскорблять! — с достоинством сказал он.
— Ах, как я напужался! В милицию меня сведешь? Портфелем ударишь? Эх ты, рахитик!.. Ну что Корж? Что вы носитесь с ним? Корж — ничего. Плюнуть и растереть! А про него в газетах пишут, в кино показывают, артисты песни складывают: тру-ля-ля, тру-ля-ля! Танцують!
