Его отец, Руперт, председатель семейной корпорации «Бланшар», два года спустя вновь женился. И этот выбор многим показался странным. В отличие от первой жены новая избранница не отличалась ни кротким нравом, ни великодушным сердцем, ни тонким умом, ни умением держать себя на людях. Кроме того, она была, как это заведено у престарелых магнатов, намного младше его. К пожеланиям прочих членов семьи Руперт не счел нужным прислушаться. Диссонанс союза был настолько вопиющим, что вряд ли этой женщине суждено было когда-нибудь стать принятой Бланшарами в свой круг избранных. И страсти в семействе закипели…
Робби — заядлый остряк — за глаза прозвал вторую жену Руперта Бланшара невестой Франкенштейна. Не из злорадства, а, скорее, соболезнуя безумству молодящегося старика. Хотя Бланшары, трепетно относящиеся к своей репутации, не оценили этого отношения. Как и сам поступок Руперта, так и всякого рода отголоски его были для них сущим наказанием. Джеральдин, престарелая незамужняя сестра Руперта Бланшара, с незапамятных времен привыкшая оглашать свое драгоценное мнение по каждому поводу, во всеуслышание предрекла, что «в конце концов короткий и нелепый брак спятившего на старости лет младшего брата окончится затяжной и беспощадной баталией в зале суда».
Но, невзирая ни на какие предостережения и хлесткие словечки в адрес невесты, Руперт женился, сделав Виржинию, а в просторечии Джинти, одной из Бланшаров, чем нанес грубое оскорбление своим домашним.
— Все так, дорогой Робби, и мне это не хуже твоего известно… — вдруг нетерпеливо перебила его сводная сестра. — Но вместо того, чтобы в очередной раз говорить о Бланшарах, может быть, лучше поговорить о тебе?
— А ты думаешь, ради чего вообще весь этот разговор? — ухмыльнулся молодой человек, поудобнее развалившись на ее прекрасном диване. — Неужели, по-твоему, у меня настолько низкая самооценка, что я живу лишь их радостями и переживаниями? Как бы не так, малышка, — покачал он головой и сделал многозначительную паузу.
Кроме того что Роберт был неисправимым болтуном, он еще считал необходимым относиться к сводной сестре несколько свысока. И продолжалось это вот уже почти четырнадцать лет. Порой ей казалось, что все на свете меняется, но только не Робби, которого она впервые увидела заносчивым, упрямым, непримиримым шестилетним мальчишкой.
Но вдруг этот насмешник сделался чрезвычайно серьезным и проговорил:
— К сожалению, Лео, я представления не имею, кто я в действительности такой. И это моя проблема. В этом я не могу не согласиться с отцом. Разумеется, он во многом прав. Пол по-своему хороший человек и джентльмен строгих правил, старая, так сказать, гвардия. Но теперь-то мне понятно, что с моим существованием он смирился только из-за матери. Как же я заблуждался в детстве, думая, что однажды он меня примет! Но не теперь, по прошествии стольких-то лет, тем более теперь, после их развода… Надеюсь, ты не станешь утверждать, что во мне говорит одно лишь желание быть одним из Бланшаров, — шутливо оговорился он.
