— Почему в твоем голосе слышится столько сожаления?
Она подняла руку и кончиками пальцев дотронулась до его щеки.
— Я сожалею о тысяче вещей, а ты? — спросил он, задумчиво глядя в звездное небо.
— Я тоже, — тихо промолвила Элли. — В течение жизни постоянно о чем-то сожалеешь.
— Когда начинаются съемки? — Он лег на бок, подперев голову рукой.
Она посмотрела ему прямо в глаза:
— Если мне предложат эту роль, я откажусь.
— Так я и поверил. — Он саркастически, но задумчиво разглядывал ее.
— Трудно снова завоевать твое доверие, — вздохнула Элли, хорошо понимая, что словами она его не убедит.
— Ты права. Нам хорошо вместе, но надо осознать…
— Я осознаю, что люблю тебя, — прервала она его взволнованно. — Я всегда любила тебя. Ты выстроил вокруг себя такие барьеры, что не желаешь ничего слушать. Но сейчас я просто прошу тебя поверить мне.
— Может быть, я верю, Элли. — Он глубоко вздохнул. — Мы похитили друг у друга сердца, но что будет, если мы поженимся? Не навлечем ли мы беду на свои головы?
— Иди ко мне, Райф, — попросила она. — Дай мне доказать, как я люблю тебя. — Ее глаза искрились мольбой.
Его сердце бешено застучало.
— Сначала я, — хрипло прошептал Райф. Ну почему жизнь такая запутанная? Почему любовь всегда бывает на грани потери? Он осторожно обнял ее хрупкое тело, согретое костром, стараясь не сделать ей больно. Райф понял, что все чувства между ними остались неизменными. Как бы он ни сердился на нее, он не мог сделать ей больно.
Райф поцеловал ее прямо в губы, которые раскрылись ему навстречу, как лепестки розы, их прерывистое дыхание смешалось. Он коснулся ее груди, прошелся рукой вдоль всего ее тела, гладил ее шелковистые бедра. Ее запах смешался с запахом травы, становясь невыносимо эротичным. Любовная игра мужчины и женщины, изголодавшихся, страстно желающих познать друг друга, сопровождалась звуками и ароматами ночи. Два жаждущих тела слились воедино.
— Тебе не больно? — шепнул он, сжимая ее обнаженную грудь, похожую на спелый персик.
— Нет, мне нравится. — Она уткнулась лицом в его шею, прижимаясь губами к коже. — Мне мешает дурацкий гипс! — Она хотела ласкать его так же, как он ласкал ее. Но, несмотря на неудобство, в ситуации была своя доля остроты.
Постепенно он снял с нее всю одежду, и ее тело засияло при свете костра. Она не чувствовала холода, все ее тело горело.
— Элли, ты не боишься, что забеременеешь? — вдруг спросил он, запустив руки в ее пышные волосы.
— Не боюсь. Я этого хочу! Я хочу этого больше всего на свете!
