Право, скажет кто-нибудь, да так ли уж это хорошо написано, как представляется Баронессе? Ведь вот намекает нам текст этой книги, что она умна и вещи видит такими, какие они есть на самом деле. И что же, разве она не справедливый судья Теодору?
— Бог с вами! Конечно, нет! — воскликнул бы, скорее всего, в ответ Теодор. — Справедливых судей на свете — что круглой редиски на рынке! А живому человеку разве нужен справедливый судья? Боже, какая лицемерная фраза: «Отдать книгу на суд читателя!»
Но одергивает себя Теодор: «Хорошо, пусть будет судья, особенно если он справедлив. Но вы когда-нибудь слышали, чтобы человек нанял себе судью? Нет, не объективного суда жаждет он, не справедливый судья, кажется, нужен ему. А нужен ему, кажется, адвокат по любви. И справедливость разве не относительна, любовь разве не абсолютна? И ведь этот живой человек только с виду заматерел, а копни — как ребенок: делит ближних на плохих и своих. И откладывает часть мыслительного капитала на маскировочное прикрытие этого простого, как все та же редиска, деления».
И снова тут этот «кто-нибудь» со своими сомнениями: «Смущает нас эта ваша Баронесса. Не бывает таких удобных в семейной жизни женщин! Женщины, которых мы знаем, — нетерпеливы и даже бывают вспыльчивы!»
— И Баронесса бывает нетерпеливой и вспыльчивой, — отвечает Теодор. — Например, тянешь на себя одеяло, пока она не вспылит.
— Отдай одеяло! (Нетерпеливо.)
— Погоди, я провожу измерения.
— Какие еще измерения?! (Возмущается.)
— Твоей кротости.
— Отдай одеяло! (Не кротко.)
АВТОМОБИЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ГОЛАНЫ
— По-моему, Серега не очень представляет, куда его забросила жизнь, — сказал Теодор в пятницу вечером, когда компания была в сборе в своем обычном составе и развлекалась, как обычно, высокими разговорами.
То есть Теодор и Баронесса были милы со всеми, Аркадий — так же высок и худ и не потерял ни волоска со своей коротко стриженной головы. Одухотворенность и живость восприятия делали Бориса чем-то похожим на поэта серебряного века русской поэзии — пожалуй, на Пастернака. Вот только если бы некому внимательному и интеллигентному, но мало знакомому с поэзией псу предложили взглянуть на некоторые фотографии настоящего поэта тех времен, он бы, наверное, подумал, что перед самым щелчком фотоаппарата у него отняли кость. Посмотрев же на нашего Бориса, он пришел бы к выводу, что такой человек вполне мог бы быть тем, кто эту самую кость у поэта и отнял. Виктор выглядел беспечным, но конечно, не в такой степени, как Серега. А Аталия? Аталия — женщина-наготове. К чему наготове? Не всегда можно знать о бывших «сложных девушках», к чему они окажутся наготове. Случалось нам заприметить их издалека подтянутыми женщинами, ведущими на поводках притихших мужчин, — непереносимое зрелище. Бывает и линяющая, теряющая краски скандальность, бывает жизнь-подвиг разного калибра. Но мы, конечно же, не все видели. И уж если мы отметили женскую подтянутость как свойство, которое бросается в глаза при знакомстве с дамами, то осталось заключить, что подтянутость наших дам — разного свойства: Баронессы — спокойная, Аталии — на легком, но ощутимом подъеме.
