Словно из-под земли вырос тоненький, бледненький паренек. Вылез из-под нар, оглядывается:
— Это чьи галоши, товарищи?.. Не ваши?
— Мои.
— Я их надену?
— Надевай.
А эти двое до одурения все еще смакуют:
— Ты чуешь?.. Вкусно!..
— О, это другое дело, но соус… горчица должна быть сладкая.
Вдруг открылась дверь. Как, очевидно, здесь бывает, желудки учуяли время: появляется бачок с ужином. Мгновенно подскочил спортсмен Володя, махнул мне рукой, и мы потащили с ним бачок к столу.
Одиноко сидит у стола старичок Леонид Михайлович. Он поглядел на меня и затряс белой головой:
— Я… я подвинусь… Я подвинусь…
Рядом с ним у края стола свободно. Те, кто ближе к окну, размещаются ужинать за столом. Я сел возле Леонида Михайловича. Передо мной поставили миску чечевицы. Съел черпачок чечевицы — вот и весь ужин. Леонид Михайлович, помолясь, посмотрел на меня и протянул кусочек белого хлеба с луковицей:
— Не взыщите…
— Да что вы, Леонид Михайлович?
— Нет, дружок, я обижусь.
За длинным столом ужинают человек двадцать, с которыми я пока еще не знаком. Некоторые из них, легко справившись с чечевицей, дополнительно закусывают, достав из кормушек свои скромные припасы. Напротив сидит угрюмый Тылтин. Медленно ест вкуснейшую чечевицу. На секунду поднял глаза, посмотрел на меня и снова наклонился к миске.
Круглолицый наголо остриженный под машинку человек, расстегнув ворот комсоставской габардиновой гимнастерки, повернулся к сидящему рядом с ним Тыл тину:
— Слушай, такого хамства я от него не ожидал… Может, я не понимаю?..
Тылтин даже не поднял головы, невозмутимо молчит.
— Молчишь?
— Это твой друг, — жестко выговорил Тылтин.
— Не говори, — добродушно рассмеялся круглолицый военный, — он меня не забыл.
Ему под локоть сунул жиловатую руку его сосед, горбатенький со сморщенным, будто плачущим лицом:
— Про кого, Василь Васильич? Василий Васильевич оглянулся на него:
— Я, Егор Алексеевич, имею зуб на своего тезку — Василия Васильевича Ульриха… Знаешь такого?
Нахохлился Егор Алексеевич:
— Еще бы не знать… Как же… Если будете слушать, могу для вашего развития одну историю рассказать…
— Валяй, говори.
— Я вам про Ковтюха.
— Подожди, ты о нем что-нибудь знаешь?
— А как же, вроде делился с тобой?
— Здорово живешь!.. Когда?..
— Ладно… Ты же знаешь, Василь Васильевич, что у меня получилось: пересылка, потом Лефортово… Это знаешь когда было? Начало июля, август, сентябрь… А мы с ним…
Тут вдруг Егор Алексеевич, не окончив фразы, запнулся, посмотрел по сторонам, покосился на Леонида Михайловича, на меня, отодвинул пустую миску:
