— Нет… прошу вас, все-таки кое-чему научусь. Буду знать, как себя держать.
— Оно, конечно, так. А вы знаете, честно говоря, теперь может был бы умней. Сами подумайте: схватили с постели тепленького и сразу в резку. В том-то и сила — в неожиданности, а пообвыкнешь, — легче во всем разобраться. Был такой случай, когда человеку можно было пролить свет, но не таковский характер оказался. Вернее, все у него делалось без участия головы. Тут бесполезно возмущаться. Если хотите, здесь язык действовал без участия головы. Сидел в нашей пятьдесят четвертой камере секретарь Горьковского обкома партии по фамилии Столяр. Его после Жданова поставили, а до того в Свердловске он был. Ну, из Горького Столяр попал сюда, сперва в Лефортово. Там он пишет свои показания. И далее полным ходом пошли в Горьковской области аресты. Живут люди, ни олухом, ни духом ничего не ведают, а их начинают хватать, а Столяра после трудов тяжелых переводят на отдых в нашу камеру, и он за вот этим столом садит себе и попивает чай с лавочкой. И однажды забирают его без вещей. Значит, вызвали зачем-то во Внутреннюю или на Лубянку. Два дня его не было. И вдруг открывается дверь и появляется Столяр. Мы тут уж горим нетерпением, расспрашиваем его, как и что…
„Что мне вам сказать, — говорит Столяр. — Привезли в Наркомат, повели сразу в душ, постригли, побрили и, представьте себе, с одеколоном, хорошо покормили, а на следующий день часов так в двенадцать повели наверх; заводят в большой кабинет, а там за столом сидит Жданов, и тут же присутствуют руководящие работники Наркомата. И все в упор смотрят на меня… Жданов тоже посмотрел на меня и говорит:
„Послушайте, Столяр, я с личного ведома товарища Сталина приехал сам убедиться в подлинности ваших показаний. Случай чрезвычайной важности. Я многих людей, на которых вы дали показания, знал лично продолжительный период времени. Отвечайте: вас никто не принуждал давать показания?“ Теперь понимаете, какой случай был от всего отказаться и пролить каплю света? Что же отвечает уважаемый товарищ Столяр? Здесь-то и начинается полная нелепость, полный вздор.
„Я могу только одно сказать“, — отвечает Жданову Столяр, — „то, что я показал, правда“.
Видите, какая штука? Великолепный товарищ! Умрешь прямо!
— Но как же так?
— Отлично понимаю ваше удивление. Сам удивляюсь до сих пор. Думаю, что кроме глупости и трусость была. Дико напуган был… Боялся повторения. Он нам объяснил, что дал честное слово начальнику следственного отдела, который тут же, при разговоре с Ждановым присутствовал…
