Я разделся, надел белый корсаж (он немного отвисал спереди, но это не важно) и натянул костюм. Он треснул на плечах. Нельзя было делать резких движений, иначе он лопнул бы, как спелый плод. Держаться поэтому следовало очень чопорно.
Я нашел серые чулки, надел их и прикрепил при помощи кусков резинки, спешно превращенных в подвязки. В этой одежде я чувствовал себя очень глупо. Я осмелился взглянуть на себя в зеркало. Глядя на меня, хотелось сказать: «Добрый вечер, мадам», и бесплатно провезти в фиакре.
Я продолжал рыться в ящиках комода, потом шкафа. В конце концов я нашел коробку из ракушек с деньгами. Там было две тысячи марок — я думаю, матушкины сбережения. Я колебался — было свинством отнимать у нее деньги, но что делать: речь шла о спасении жизни. Я дал себе слово когда-нибудь их ей вернуть. Я обильно накрасился: красные губы, щеки, черные брови. Потом я стащил старое удостоверение (или что-то похожее на него). И, наконец, я сложил мое тряпье в старый чемодан и отправился, гордый как владелец питейного заведения!
* * *
Я вышла из дома, держась очень прямо (я употребляю женский род, говоря о себе в тот момент; надеюсь, что это не приведет меня на дурной путь). Не успела я пройти десять шагов, как мурашки побежали у меня по спине!
Представьте себе, мою малютку Хильдегард в сопровождении трех мужчин, гражданская одежда которых не могла скрыть их профессию. Лицо у нее было безумное, как у мадам Мари Белл[23] в роли Федры! Я понял, что мое переодевание было продиктовано вдохновением. Им же была продиктована быстрота, с которой я смоталась. Она не теряла времени, моя королева! Увидев газетные заголовки, напечатанные крупными буквами, она немедленно направилась в соответствующую контору! Все было забыто: прекрасные страницы любви, опасные упражнения, восхитительные трюки! И вот она уже возвращается, ведя за собой охотников для поимки своего парня. У нее на губах еще вкус моих поцелуев, а она посылает меня в тюрягу. В этом все женщины. Донос уже готов в них, когда они занимаются любовью. Просмотрите всю историю преступлений — из-за баб попадались главари шаек, Диллинджер[24] и прочие! Вот они, подружки, которым вы хотите добра! Когда они получили свое, они выкидывают вас на помойку! Ни совести, ни сердца!
Хотя я считала себя неузнаваемой, я уставилась в витрину, чтобы пропустить кортеж. Потом я поспешила к вокзалу. Возможно, это было рискованно, но я думала, что, выдавая себя за глухонемую, я смогу купить билет в Лейпциг. В этом городе у меня был приятель, работавший на нас. Он должен был помочь мне вернуться в Париж.
