Я боюсь мошек | страница 53
Я сказал себе, что труп Ларье опознают. Поймут, что это французский секретный агент, и предпримут ответные действия. Нет! Я плохо все рассчитал. Нельзя, чтобы его нашли.
Я еще раз вернулся к телу. Теперь я должен был тащить этот груз на себе. Я схватил его за талию и закинул себе на плечо броском, который заставил бы побледнеть от зависти любого тяжелоатлета. От веса моего груза я пошатывался.
Где лучше всего схоронить моего товарища? Нечего размышлять: лучше болота кладбища не найти! Тогда в путь!
Мне потребовалось немало времени, чтобы достичь этих мокрых мест. От чудовищной усталости я стучал зубами. Я выбрал место, где водяные растения были особенно густы и пристроил покойника туда. Потом я положил сверху костыли, чтобы он не мог всплыть. Пройдет всего несколько дней, и уже никто не сможет его опознать. Тем более, что прежде, чем похоронить Ларье, я вытащил у него фальшивые документы, чтобы еще более усугубить тайну.
Я забросил рацию подальше и постоял с минуту над тинистой могилой, над которой вместо хризантем рос камыш.
Глава XII,
в которой, несмотря на размеры моих плеч, мне не по себе.
В стороне дорожного поста движение становилось все интенсивнее. Итак, пришло время спустить шлюпки на воду, не занимаясь больше женщинами и детьми!
Я думал было пойти лесом, но это было бы неразумно. Преследователи должны были неминуемо обнаружить то, что осталось от Рыжика, и малышка Фрида (в немецких романах всех девчонок зовут именно так) наверняка заявила им, что, хотя я и чемпион по любви во всех весовых категориях, но в обращении со своим будущим родственником явно перешел всякие границы.
Нет, лучше поискать удачи в другом месте. Я перешел дорогу и обошел холм с другой стороны. Это шел не человек, а призрак! Если бы вы спросили меня, сколько будет дважды два, мне пришлось бы некоторое время искать приблизительный ответ. Я был вычерпан до дна. Изнеможение сделало меня просто бесчувственным. Плевал я на все! Я шел, потому что когда-то принял такое решение, и ему продолжали механически следовать мои мускулы.
Я не думал больше о Ларье. Точнее, если и думал, то в высшей степени равнодушно. В конце концов, ему хорошо там, где он теперь. Лучше уж кутить на том свете, чем заниматься подобным ремеслом.
Остатки злости вскипали время от времени в моей усталой душе. Удивительно, как зол человек. В одном углу рта у него всегда желчь, а в другом горечь. Человеку нужно зло. Это для него вроде главного органа. Может, оно и лучше? Может, зло вовсе не зло? Если бы мы были безупречны, мы не вынесли бы шаткости нашего положения. А когда питаешься пошлостью, безобразие нашего существования становится менее заметным. В сущности, мы таковы, какова наша жизнь. И потом, между нами, если бы все мы были святыми, то разве не сдохли бы от скуки? Мы ведь только играем в благочестие. За вашу святость, ребята!