Ларье молча смотрел на меня. Я в первый раз видел его так близко. Удивительно, как меняется лицо, если смотришь на него сперва с расстояния в десять метров, а потом с десяти сантиметров. Вблизи его лицо было очень благородным. Черты разорившегося аристократа, большие глаза, нежные, невзирая на лихорадочный блеск…
— Грязная шавка, — вздохнул я, чтобы прервать молчание. — Она искусала тебя?
Нет, не очень… Она хотела добраться до горла. Я смог удержать ее до твоего прихода…
Потом он снова замолчал, а я принялся ломать себе голову и не мог проронить ни слова. Я думал о том, что мне приходит конец. Через несколько часов я отправлюсь в тот темный край, где из героев и из трусов одинаково растет трава. Прощай, чудесная жизнь во Франции, с заботливой старушкой Фелиси, с Парижем и его ароматом женщин и весны… Прекрасные образы теснились в моем уме… Я вновь увидел каштаны, только что расцветшие, сбросив с себя зимний убор… Я видел девушек, слышал их смех, их вздохи… А кружка пенистого пива на мраморном столике…
— Сан-Антонио…
Робкий голос. Я нахмурил брови. Кто же это? Ах, да, конечно, Ларье.
— Сан-Антонио, ты самый мужественный человек на свете.
Я встал.
— Ты думаешь? Ты никогда не слышал о поцелуе прокаженного!
Он протянул мне руку. Я одно мгновение смотрел на эти пять тонких пальцев, дрожащих как в лихорадке.
— Пожми мне руку, друг мой, — пробормотал он. — Я не надеялся более испытать этот такой обычный и столь прекрасный жест.
Никогда рукопожатие не было таким крепким. Потом я вскочил, как ошпаренный.
— На этот раз я ухожу… Держи нож — на случай, если Другая собака подбежит близко, чтобы обнюхать тебя!
И я побежал к болоту! Я достиг края камышей и остановился, прислушиваясь. Ночь была свежая и ясная. Я слышал, как смеются парни на посту, справа от меня. Кажется, они намеревались немного погулять. В таком месте они должны были подыхать со скуки, как и их начальники. По вечерам они отдавали дань шнапсу, чтобы прогнать черные мысли. Я различал даже звуки аккордеона.
Танцуйте, танцуйте, ребята…
Я продирался через болотные заросли. Под туфлями хлюпало. Я погружался в грязь до лодыжек. Чтобы вытащить одну ногу, я опирался на другую, а она опускалась на добрых десять сантиметров. Потом все начиналось сначала… Чем дальше я двигался, тем более критическим становилось мое положение. Я скоро понял, что если буду упрямо идти через болото, то просто оставлю там свой протухший скелет! Пропадать так пропадать, но сперва надо выполнить свою задачу! Я выбрался из болота, но это заняло у меня почти час…
