— Спасибо, Сан-Антонио!
Он пошел в хвост самолета. Дверца его камеры была такой низкой, что ему пришлось сложиться пополам. Эта камера была не больше телефонной будки и значительно ниже ее. Обшитая свинцом дверь захлопнулась. Оправдано ли было использование свинца в этом случае? Не знаю. Эту меру предосторожности мы приняли на всякий случай, и я надеялся, что от этого будет какой-то толк.
Летчик вопросительно посмотрел на меня. В знак согласия я кивнул. Тогда он поднял руки вверх, предупреждая наземный персонал, что мы взлетаем. Через минуту тормозные башмаки уже были вытащены из-под колес.
Запустился левый мотор, потом правый… Самолет вздрогнул, медленно покатился по дорожке, набрал скорость, и я увидел, как наземные огни стали быстро удаляться. Мы оторвались от земли… Пути назад больше не было.
Я надел шлемофон, к которому был прикреплен изогнутый стальной стержень с небольшим микрофоном, и нажал на кнопку включения.
— Алло! Ларье?
— Да.
— Все прошло хорошо?
— Очень хорошо.
— Вы пристегнулись ремнем?
— Я не в первый раз лечу на самолете!
— Я так и думал… Вы видите сверток под вашим сидением?
— Это мой парашют?
— Именно. Вы сумеете его надеть?
— Да.
— Хорошо, вы сделаете это в нужный момент. Я предупрежу вас. Вы заметили в вашей кабине специальный люк? Прыгать вы будете через него. Он закрыт на две задвижки, вы их видите?
— Вижу.
— О'кей! Рядом с парашютом я положил для вас бутылочку шотландского виски. Если угодно, вы можете приложиться к ней уже сейчас!
— Спасибо. Я никогда не пью спиртного.
— И напрасно. Мне кажется, хороший глоток вам бы не повредил.
Он не ответил. Я не знал, что еще ему сказать. Пилот получил инструкции Ларье по телефону. Он знал, над какой точкой Германии выбросить нас. Вместе мы изучили карту этого района. Если верить указаниям моего товарища, лаборатория находилась между чешской границей и Бреслау, у подножия Рудных гор, в двадцати километрах от Швейдница. Чтобы добраться туда на этой развалюхе, нам нужно было не менее двух часов. В подобных случаях два часа кажутся более длинными, чем жизнь паралитика…
Двигатели ровно гудели. Луна разливала яркий свет. Внизу людишки спокойно храпели или занимались любовью.
Я погрузился в мечты. Мысли мои были расплывчатыми, как клей, и такими же вязкими. Шум мотора действовал на меня усыпляюще. Внезапно я услышал тревожный голос Ларье:
— Сан-Антонио!
— Слушаю!
— Мне плохо!
Только этого не хватало! Я предусмотрел все, кроме обморока Ларье… Если он рассчитывал, что я суну ему под нос флакон с нашатырным спиртом, то попал пальцем в небо.
