– Он машинисту помогал, – торопливо сообщила проводница. – Он начальник поезда. Когда всё произошло, он за рацией вернулся. Потом людей выводил. Упал вдруг. У него сердце… О, господи!
Она тяжело села на насыпь, закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях.
Всеволод Полозов разорвал на лежащем синюю форменную рубашку и нащупал артерию. Пульс отсутствовал.
– Зрачок широкий, на свет не реагирует, – отчиталась Оля. – Клиническая смерть, да?
– Вследствие острой сердечной недостаточности, – добавил доктор Полозов автоматически. – Приготовьтесь: непрямой массаж сердца и искусственная вентиляция лёгких. Пять на два. Начали!
После двух серий он понял, что измотанная девушка, усердно выдыхавшая воздух в приоткрытый рот пациента, сама, того гляди, потеряет сознание.
– Контролируйте пульс, – велел он помощнице. – Дальше я один.
Человек не возвращался. Всеволод Полозов, отгонявший от себя мысли о боли брата, подумал вдруг, что целительная сила рук иссякла, залитая страхом за жизнь Ворона. Но выбор был сделан пять минут назад, когда он пошёл к незнакомому пациенту.
– Ну, давай же, давай! – шептал врач, ритмично вжимая грудную клетку бездыханного. – Тебе нужно жить!
Огонь облепил одежду, повис над каштановыми кудрями и распахнул телу горячие объятия. Но Ворон не ощущал жара. Раскалённый воздух не обжигал лёгкие. Отвратительный дым не терзал грудь удушьем.
Зачарованный, он смотрел на застывший пожар будто изнутри невидимого кокона.
«Спасайся, парень!»
Ступор выпустил рассудок из цепкого захвата. Ворон опомнился. Протянул руку в замершее пламя, взялся за расплывшийся край спальной полки. Рывок, упор, прыжок. Он качнулся под порывом ветра, удержал равновесие и, отскочив к краю заваленного вагона, спрыгнул вниз. Кувырнулся в траве и, как заправский акробат, тут же вскочил на ноги.
«Живи, парень! И я буду жить. Твой брат возвращает меня в жизнь».
Невесомая сфера отделилась от тела Ворона и собралась в фигуру плотного мужчины, на голове которого красовалась фуражка железнодорожника.
– Вы…?
Ворон хотел спросить «кто», но слова прилипли к пересохшим губам.
«Я там, – призрак махнул рукой на голову поезда. – Извини, мне пора. Может, когда увидимся. Но, чур, живыми!»
Владимир Полозов молча кивнул и медленно опустился на землю. К нему подбежали, принялись трясти, звать, задавать вопросы. Кто-то плеснул водой в лицо. Он только вяло повёл рукой, мол, отстаньте. А сам провожал взглядом уплывающего спасителя. Происшествие не укладывалось в голове: информационная ипостась умершего обернула собой живое человеческое тело. Закрыла от огня? При всём уважении к потусторонним силам, Владимир Полозов не мог смириться с нереальным ответом. Но ни одного серьёзного ожога на себе он не чувствовал. Под опущенными ресницами протекли невнятные кадры только что состоявшегося события: застывший огонь, остановившийся воздух, замершее время.
