В «санблоке» Сергей крутит кран. Воды нет. Ругнувшись, он делает «сухое умывание» – протирает глаза.
Достает из своей дорожной сумки изрядный мешок защитного цвета.
Высыпает из него в темный полированный стол…
…огромную кучу белых прямоугольников-писем.
Сортирует их – так же методично, как в ленкомнате сортировал документы на дозы…
Море писем… Постепенно разделяются на кипы, стопы и отдельные письма… Наконец – в несколько больших благоустроенных кучек.
Вкладывает крайнюю кипу в полевую офицерскую сумку. Кладет туда же респиратор.
На выходе хлопает себя по лбу и выкладывает респиратор.
Идет по родному городу. Выделяется из толпы своей нездешностью – и этим похож на коренного чернобыльца, которого он видел когда-то на улице его родного Чернобыля. Гражданская одежда на нем сидит как чужая. Короткие выгоревшие волосы, крепкий загар лица, кистей жилистых рук… Оглядывается вокруг, как будто он впервые в этом городе. Рука привычно лежит на ремне полевой сумки на боку.
Сергей разносит письма по городу. Мелькают улицы, дома, подъезды…
Старые строения центра, одноэтажный «частный сектор», новостройки – ободранные подъезды, закопченные лифты…
Кнопки самых разных звонков… Открываются двери. За ними – лица людей, самых дорогих для разведчиков, которые сейчас в БРДМах едут по зоне в Чернобыле…
…И звучат, звучат знакомые нам голоса из писем – «Дорогая Люда! Дорогие папа и мама! Дорогие… Дорогие…» Из писем, дошедших-таки из Чернобыля до этих самых родных людей… Они дошли – потому что их донесли.
В «санблоке» вечером Сергей открывает кран…
Шипение… Которое сразу же стихает. Словно отходит душа умирающей воды.
Не раздеваясь, Сергей падает спать – на матрас, застеленный газетами «ГЕРОИ ЧЕРНОБЫЛЯ».
Сергей пробует кран. Воды нет. Делает утреннее умывание – вынужденно сухое. Кладет в сумку последнюю пачку писем. Перед дверью останавливается, сосредоточенно вспоминает – не забыл ли чего? Привычно берет со стола респиратор…
Радостно чертыхнувшись, оставляет его на месте.
…Два гигантских арбуза на столе.
Стол – в центре казармы, заполненной мужчинами. Это пересыльный пункт; через него пролегает дорога в Чернобыль – и дорога из Чернобыля: обратно, домой.
У стола – полнокровный, крепкий мужчина, похожий на сельского учителя, лишившегося на время необходимости выглядеть строго.
ПЕРВЫЙ: Мужики, налетай! У кого нож есть большой?
ВТОРОЙ (с сожалением): Да тебе же самому ничего сейчас не останется!
ПЕРВЫЙ: Есть арбуз одному?!
