— Мам, ну не начинай опять, — рассердился дядя Миша, — можно подумать, отец не приложил никаких усилий для моего воспитания.
— Приложил. Усилиями это, конечно, не назвать, но не будем о грустном, — парировала Ба.
Мы с Манькой и Каринкой украдкой заглядывали на кухню. Дядя Миша периодически оборачивался к нашим торчащим из-за дверного косяка выпученным глазам и строил смешные гримасы.
— Хихихи, — с готовностью откликались мы.
— Ну что, девочки, будем в подкидного дурака играть?
— Будем, — запрыгали мы.
— На щелбаны?
— Нет, на желания!
— Ладно, на желания так на желания.
А потом мы допоздна играли в подкидного дурака, и я, как самый везучий игрок, выполняла разные желания, как-то: ползала под столом и громко кукарекала, спускалась задом наперед на полусогнутых по лестнице, ведущей на второй этаж, делала мостик и прыгала на одной ноге, а потом, когда попыталась сесть на шпагат, порвала брюки. Ба сначала отругала всех, потом села штопать мои штаны. А я щеголяла по дому в ее оранжевых панталонах, которые она подвязала у меня на пузе цветастым поясом от своего халата.
* * *
— Дети, просыпайтесь, зима наступила! — разбудила нас с утра Ба.
Мы выскочили из-под одеял и кинулись к окну. Двор завалило кипенно-белыми сугробами. Словно кто-то распорол над городом большую пуховую перину и засыпал дома и дороги воздушными белыми перьями.
— Ура! — закричали мы. — Зима наступила! Будем лепить снеговика! Будем играть в снежки!!!
За считанные минуты мы навели порядок в комнате, умылись, а потом притопали на кухню и безропотно съели геркулес и запили его сладким чаем с бутербродом.
Ба нарадоваться на нас не могла.
— Ну надо же, — приговаривала она, — чтобы дети стали как люди, нужно, чтобы просто наступила зима!
Потом мы радостно натянули варежки и шапки и выбежали во двор.
Наступила самая настоящая южная зима — кругом раскинулись высокие и рыхлые сугробы, машины недовольно фырчат и буксуют, скользя летними шинами по размокшей колее, с серого неба косо валят большущие, величиной с бабочку-капустницу, снежинки.
— Ураааа! — заорали мы. — Ураааа!
— Нельзя терять ни минуты, а то к вечеру небось снег уже растает. Прямо сразу начинаем веселиться! — скомандовала Манька.
Два раза повторять ей не пришлось. Мы с Каринкой дружно повалили ее в сугроб и закидали снегом так, что наружу торчала только голова.
— Я самый большой червяк на свете, — довольно запела Манька. Щечки ее зарумянились, глаза блестели, как две звездочки.
