Этим закончился ответ на третий вопрос, возбужденный судом, на вопрос: что побудило подсудимого отравить свою жену?
Обвинительная сторона сказала теперь все, что имела сказать, и преданнейшие друзья подсудимого принуждены были сознаться, что все раскрытые до сих пор факты свидетельствовали прямо и неопровержимо против него. Он, очевидно, сознавал это и сам. Выходя из залы по окончании заседания в третий день, он был так измучен, что принужден был опереться на руку тюремщика.
Глава XIX
СВИДЕТЕЛЬСТВА В ПОЛЬЗУ ЗАЩИТЫ
Интерес, возбужденный процессом, значительно усилился на четвертый день, когда предстояло выслушать свидетелей, выставленных защитой. Первым и главным лицом между ними была мать подсудимого. Подняв вуаль, чтобы дать присягу, она взглянула на сына. Он залился слезами. В эту минуту участие к матери распространилось и на ее несчастного сына.
Миссис Макаллан, допрашиваемая деканом факультета, отвечала с замечательным достоинством и самообладанием.
Говоря о некоторых доверительных разговорах между ней и ее невесткой, свидетельница показала, что покойная миссис Макаллан была очень занята своей наружностью. Она горячо любила мужа и всеми силами старалась нравиться ему. Недостатки ее наружности очень огорчали ее. Она не раз говорила свидетельнице, что не отступила бы ни перед каким риском, ни перед какой опасностью, чтобы улучшить свой цвет лица. «В глазах мужчин, — говорила она, — наружность имеет большое значение. Муж, может быть, любил бы меня больше, если бы цвет лица у меня был лучше».
Когда свидетель защиты задал вопрос миссис Макаллан, можно ли смотреть на прочитанные отрывки из дневника ее сына как на свидетельство, верно выражающее свойства его характера и его чувства к жене, миссис Макаллан отвечала на это самым решительным протестом.
«Прочитанные отрывки из дневника моего сына, — сказала она, — хотя они и написаны им самим, суть клевета на его характер. Я ручаюсь на основании моего материнского опыта, что эти места написаны им в минуты сильнейшего упадка духа и отчаяния. Ни один справедливый человек не судит о другом по безрассудным словам, высказанным в такие минуты. Неужели о моем сыне будут судить по его безрассудным словам только потому, что они написаны, а не высказаны? Перо его в этом случае было его злейшим врагом, оно представило его с худшей стороны. Он не был счастлив своей женитьбой, с этим я согласна, но я утверждаю, что он был неизменно добр и внимателен к своей жене. Я пользовалась полным доверием их обоих, и я объявляю, вопреки тому, что она писала своим друзьям, что сын мой никогда не давал ей повода жаловаться на жестокость или даже пренебрежение с его стороны».
