— Дежурный прапорщик Никитенко! — поднял трубку милиционер. Он долго молча вслушивался. Лицо его меняло выражение. Я был не в силах сделать шаг.
— По порядку давай, — наконец отозвался он. — Сначала точный адрес квартиры, которую обокрали! Записываю…
Я перевел дух и шагнул обратно в кабинет начальника участка. Обитатели этого «песенного уголка» совершенно не обратили внимания ни на мое возвращение, ни на искаженное волнением лицо. Только сразу плеснули водки в стакан. Я подсел ближе к Алеше. Требовалось незаметно растолковать ему, что надо немедленно уходить. За считанные минуты, пока обман не вскрылся. Но Алеша был увлечен беседой.
— Так за что, говоришь, Палыч, тебя из майоров в капитаны разжаловали? — бестактно интересовался Алеша, успевая попутно наполнять стаканы. Водка в принесенной мною бутылке убывала с угрожающей скоростью.
— Да все через эту мою несчастную любовь к песне, — пожаловался мент. — Областной смотр-конкурс самодеятельных талантов проводили среди сотрудников ИТУ. Я подготовился отлично. Спел здорово. А в результате скандал на всю область, аж до министерства докатилось. Мне выговор в приказе, понижение в звании и перевод…
— Я думал, в вашем ведомстве только за побеги так наказывают, — поразился Алеша. — А в чем тебя обвинили?
— Так в неправильном репертуаре! — воскликнул мент. — Я же спел «По тундре, по железной дороге, мы бежали с тобою, замочив вертухая!..» А там, в первом ряду, сидело наше областное начальство. И по партийной линии, куратор из обкома… Свои же стукачи в министерство доложили, — вздохнул капитан. Ему было слишком неприятно вспоминать. И начальник поспешил вытянуть вперед могучую ручищу со стаканом, чтобы чокнуться.
Напоминание про стукачей подстегнуло меня.
— Нам пора уже. Там музыканты все уехали… — начал я, незаметно ткнув Алешу в бок. Но певец ничего не понял, равнодушно отвернувшись. Меня охватила такая досада, что впору было хватать его за шиворот и силой тащить наружу.
А Пал Палыч тем временем уже завладел гитарой.
— Вот послушай, Алеша! — попросил капитан. — Мне надо, чтобы кто-то знающий оценил — правда, у меня есть талант? Или это мне только подхалимы разные твердят?..
Алеша не реагировал, сосредоточенно доливая в стаканы остатки водки. А милиционер приготовился петь. Он сначала закатил глаза вверх, потом придал им какое-то чуть выпученное состояние, пытаясь изобразить сосредоточенную грусть. Широкое лицо Пал Палыча сморщилось от старания. И он заголосил. Причем не просто тоненьким, надтреснутым фальцетом. А с каким-то даже восточным акцентом, смягчая звуки, как это, наверное, делают казахские акыны, воспевающие степи и горы.
