Я чокнулся вместе со всеми, проглотил свою порцию теплой водки и зачерпнул винегрет. В этой компании со странными подпольными музыкантами я уже считался своим.
— Потоп! — неожиданно взвизгнула Ева из коридора. — Заливает!
Это розы, брошенные мною в ванну, забили сток, и вода действительно уже переливалась через край.
— Быстро убирай этот бардак! — заорал что есть силы Василич. — Не дай бог, соседей снизу затопим, потом проблем не оберемся.
Я бросился искать тряпку и вытирать пол. Лихорадочно отжимая тряпку в ведро, я прикидывал — успела ли вода просочиться и к соседям снизу? Вероятность была примерно пятьдесят на пятьдесят. Впрочем, Василич обещал, что нижних соседей не должно быть весь день. А вечером или завтра их ждет сюрприз!
Тем временем запись продолжалась. Ансамбль лихо прогремел очередную разухабистую песенку. Потом еще одну. В нагретой июньским солнцем комнате стало уже невыносимо душно. Окна не открывали из-за шума. Музыканты попросили перекур и вышли на кухню. И я увидел, как Ёсиф, спрятавший в шкафчик бутылку, тайком подлил внеочередную стопку водки жутко бледному Алеше. Тот неловким движением поднял рюмку, подавился, и часть водки, пополам со слюнями, выплеснулась обратно из уголка его рта на белую жилетку. Пошатываясь, певец направился в комнату.
— Совсем исчерпался Алешка, — философски произнес вслед клавишник. — Когда в 75-м лучшие первые концерты записывали, у него язык начинал заплетаться только на последней четверти записи. Еще год назад — он половину пленки мог нормально записать. А теперь вот — уже двух песен не тянет, срубается…
— Не интересно ему, — посетовал Есиф.
Когда все вернулись в комнату, за пультом сидел в одиночестве безутешный Василич.
— Спит Алеша! В соседней комнате за шкафом, — пояснил он и грубо выматерился. — Сморило его, говорит. От жары, говорит!.. С самого утра квасить начал, алкоголик, сволочь.
— Он теперь часа два или три проспит как убитый, — оценил клавишник. — Что делать будем, Василич? Можно подождать, пока он проспится, но до вечера мы тогда записаться не успеем точно.
Музыканты были недовольны, но отнеслись к происходящему, как к какому-то неизбежному злу.
— Никого не будем ждать! — отрезал Василич. — Вот уже где стоят его закидоны, — он чиркнул ладонью себе поперек шеи. — У нас новая звезда есть. Вырастили, можно сказать, в своем коллективе… Евочка, давай тебя писать, как договаривались, — предложил он.
Однако Томашевская никак не отреагировала, даже не посмотрела в его сторону. Она сидела в уголке дивана и внимательно рассматривала накрашенные алым лаком ноготки своих изящных пальцев.
