— И что, такие записи хорошо покупают? — потихоньку спросил я Василича, наклонившись к самому его уху, чтобы тот меня услышал через грохот музыки.
Содержатель подпольной студии в ответ только неопределенно мотнул голосовой, подкручивая тумблеры магнитофона.
— Получается — вы продюсер? Как Фрэнк Фариан у «Бони М»? — польстил я и попал в точку.
— Типа того, — благосклонно отозвался Василич. — Только Фариан за свою работу имеет миллионы и виллу на Лазурном берегу. А мы в «совке» трудовую копейку зарабатываем вечно под страхом, что посадят за предпринимательство и все нажитое конфискуют…
— А много пленок удается продать? — не унимался я. — Получается, в стране много любителей блатной песни?
— Все слушают! — словно укоряя меня за «темноту», разгорячился Василич. — Да и не могут такие песни не пользоваться спросом в стране, где каждый второй или сидел, или будет сидеть. Вообще — это самая подлинная народная песня. Которой спасались в неволе, чтобы душу сохранить… А возьми «Мурку»? Это же классическое аргентинское танго! Кровь, любовь, измена и мелодия соответствующая… Или «Очи черные»? Это же старинная кабацкая песня!.. А по телевизору у нас только Брежнев Леонид Ильич, а из народного — хор имени Пятницкого — сотня откормленных бугаев и девах в сарафанах! А души в них ни на грош. Мы просто заняли свою нишу. Нас тайком слушать будут всегда! А сколько пленок продается — даже не знаю. Я делаю оригинал — первую запись, самую ценную. А потом с нее уже другие люди запишут «первую копию» — качество будет чуть-чуть похуже. С нее — запишут еще несколько копий. А дальше — на продажу. И там уже без счета. Мне говорили, что наш лучший концерт — чуть ли не миллион копий разошлось! — прихвастнул разгоряченный Василич. — Точно, как у «Бони М»… Нам бы «золотой диск» полагался.
Музыканты, завершая, смачно ударили по струнам. А барабанщик последний раз легонько взбрыкнул палочками по медной тарелочке.
— Ну, за первую песню надо выпить! — заявил довольный Алеша.
— Никакой водки! — запротестовал продюсер.
Но теперь уже музыканты не собирались его слушать. Компания сгрудилась над тазиком с винегретом. Смирившийся Василич тоже подставил стакан.
— Ну, чтобы когда-нибудь и наши записи слушали, как Козина или Утесова Леонида Осиповича… — произносил внушительный тост клавишник.
— Не станет никто нас слушать, — рука Алеши дрогнула, и певец перелил себе водки через край. — А и ладно! Лишь бы лавэ платили за нашу халтуру, — скептически сморщился он, поднося рюмку ко рту.
