— Я только думала, что, может, как-нибудь ненароком увижу его…
Она смотрела на меня, и в её исстрадавшихся глазах было столько надежды! Сердце разрывалось при мысли о том, чтобы ещё больше ранить это несчастное создание. Мне пришлось сказать ей, что Дик не сможет прийти, что это я позвал её на встречу, но я передам Дику до слова всё, что она скажет мне, и что она ни в коем случае не должна открывать охранникам, кто она такая.
— Дик начальствует над механической мастерской, и он — самый умный человек в тюрьме, — сказал я ей. Лицо матери словно озарилось солнцем, на нём заиграла гордая улыбка.
— Ещё бы! Он уже в детстве был таким смышлёным!
Она запустила руку в карман юбки и вынула оттуда коричневый конверт, перевязанный красной ленточкой. В конверте оказалась пара фотографий. На одной из них был большеглазый смеющийся мальчуган лет четырёх-пяти.
— Такого красивого малыша было поискать! Мы были тогда так счастливы… Вот, это ещё до того, как выпивка сгубила бедного Джона…
На второй фотографии Дик был гораздо старше — как раз перед его последним арестом. Свежее лицо, внимательные глаза. Ему тогда исполнилось девятнадцать.
— Сейчас он, должно быть, уже не такой жизнерадостный, — сказала она, подняв на меня взгляд, полный надежды, что я примусь возражать и развею её страхи. — У него всегда был острый язык и смешливый нрав. Он так весело рассказывал, какой прекрасный дом купит для нас, я прямо заслушивалась. Бедное дитятко, должно быть, ему там совсем несладко — он же так любит уют и веселье!
Она задала мне штук пятьдесят вопросов. И каждый мой ответ был беззастенчивой ложью. Правда убила бы её, как убила бы и Дика.
Я сказал матери, что Дик вполне здоров и счастлив. Наврал, что его, возможно, выпустят на поруки. А что мне ещё оставалось? Только лгать. Я знал, что Дик обречён. У него был туберкулёз. Но, похоже, моё враньё принесло старой матери утешение.
Она немножко помолчала, а потом произнесла:
— Не могли бы вы передать ему, что его старуха-мать всё время молится за него? И что я каждый божий вечер прихожу под эти стены — лишь бы быть ближе к моему мальчику?
Бедняга Дик ждал меня в коридоре в этот вечер. Он не произнёс ни слова, только стоял, молчал и смотрел на меня, не отрываясь. Я передал ему слово в слово всё, что она сказала. Поведал, как хорошо она выглядит, красивая пожилая женщина. Что она приходит под стены тюрьмы каждый вечер и молится за него. Он, так ничего и не сказав, пошёл прочь. Четыре раза он возвращался — пытался поблагодарить меня. Наконец, бросил попытки, опустился на пол, закрыл лицо руками и разрыдался.
