Напомню читателю, что я сам, во младенчестве, вместе со своим народом, был репрессирован, и мое детство прошло на самом севере Казахстана, куда в трескучий февральский мороз 1944 г. мы были депортированы. И о несправедливости сталинизма я узнал не по книгам и репортажам, и не в зрелые годы, а с детства, эту «категорию» впитал вместе с молоком матери.
Однако и мне, как и многим объективным аналитикам и сталинизма, и последующего развития политической системы СССР и современной России, – и это является историческим фактом, – хорошо известно, что со времен хрущевских реформ (нанесших мощный удар по тоталитарной системе) карательная функция государства резко сокращалась. Спецслужбы были поставлены под контроль тогдашнего общества. Пусть этот контроль и не был идеальным, но тем не менее, по сравнению с нынешним, он (контроль) был эффективнее. О массовых репрессиях спецслужб не могло быть и речи на протяжении последних более трех десятилетий до распада СССР. Не говорю об отдельных случаях, в том числе подавлении диссидентов, к которым, кстати, большинство общества относилось сочувственно-настороженно.
Но спецслужбы руководствовались интересами государства, они защищали это государство (которое стояло НАД народом). Однако, ни в службах КГБ, ни в системе МВД не было пыточных камер, издевательств, неподсудных расстрелов. Офицеров КГБ и МВД не подкупали, не нанимали для убийств, они не образовывали «крыши» для преступников – обычное явление наших дней; офицерская среда КГБ вообще не была загрязнена коррупцией. Обстановка изменилась лишь в 1988–1991 гг. В прокуратуре работали исключительно выпускники юридических факультетов государственных университетов, эта была элита правоохранительных органов (и они не носили погоны), здесь также были редки случаи мздоимства. Прокуратура являлась особой гражданской правоохранительной системой, стоящей НАД другими, специальными правоохранительными ведомствами (МВД, КГБ), и ее контрольной деятельности они основательно побаивались. И это – даже в тех достаточно специфических условиях.
Разумеется, я меньше всего пытаюсь каким-то образом приукрасить неприглядные стороны спецслужб, мне это зачем? Тем более что ее работники прямо способствовали совершению государственного переворота ельцинистами осенью 1993 года, а сам я был брошен в камеру ФСБ (Лефортово). В вину КГБ, в целом как государственной службе, можно поставить лишь один провал (который как раз и объясняется в значительной степени тем, что он находился под жестким контролем общества, и прежде всего через руководство партийной системы), имевший, однако, роковое значение: он не сумел защитить от развала СССР, хотя
