«Опальное положение, уединенная жизнь Елизаветы при Анне послужили к выгоде для цесаревны, – пишет далее Соловьев. – Молодая, ветреная, шаловливая красавица, возбуждавшая разные чувства, кроме чувства уважения, исчезла. Елизавета возмужала, сохранив свою красоту, получившую теперь спокойный, величественный, царственный характер. Редко, в торжественных случаях являлась она перед народом, прекрасная, ласковая, величественная, спокойная, печальная; являлась как молчаливый протест против тяжелого, оскорбительного для народной чести настоящего, как живое и прекрасное напоминание о славном прошедшем, которое теперь уже становилось не только славным, но и счастливым прошедшим».
Елизавета понимала, что все от нее чего-то ждут, она должна взять на себя ответственность, но кто поведет к высокой цели? Да и женское ли это дело затевать перевороты? Слежка ужесточается, одного «смотрителя дома» уже мало, и вот майор гвардии Альбрехт вручает аудитору Барановскому именной указ: «Должен ты быть поставлен на безызвестный караул близ дворца Елизаветы Петровны, имеешь смотреть: во дворец цесаревны какие персоны мужеска и женска пола приезжают, також и ее высочества куды изволит съезжать и как изволит возвращаться – о том бы повседневно подавать записку по утрам, ему, Альбрехту. В которое время генерал-фельдмаршал во дворец цесаревны прибудут, то б того часа репортовать словесно прибытии его ему ж, майору Альбрехту; а если дома его Альбрехта не будет, то отрепортовать герцогу брауншвейг-люнебургскому. Французский посол когда приезжать будет во дворец цесаревны, то и о нем репортовать с прочими в подаваемых записках». Удивительное дело: по слухам, Миних действительно приходил к Елизавете, предлагая свои услуги. Елизавета от услуг Миниха отказалась со словами: «Ты ли тот, который корону дает кому хочет? Я оную и без тебя, ежели пожелаю, получить могу». Известно все это со слов прислуги, правда или нет, не мне судить, но принц Антон, отец младенца-императора, в это свято верил.
А то, что послы – французский Шетарди, и шведский Нолькен – заглядывали к Елизавете, это совершенно точно. Нолькену необходимо было оговорить условия, на которых будет начата война с Россией. Елизавета трусила ужасно, но слушала, кивала головой. Шетарди надо было выполнять указания своего правительства, и он все примеривался: из кого составить партию? Вся столица знала, знал и Шетарди, что при свержении Бирона три гвардейских полка шли во дворец, совершенно уверенные, что на престол сядет матушка Елизавета Петровна. У Елизаветы старая дружба с гвардией, она крестит их младенцев, зовет крестников к себе в дом, запросто сидит с ними за столом, и все это не чернь, а дворянство. У Елизаветы полно сторонников, но кто станет во главе заговора?
