Флуршюц осмотрел рубцы на голой культе:
— По-моему, протез сидит хорошо. Только проследите, чтобы на первых порах он не натирал кожу.
— Натирали-натирали полотеры этот пол… Большой пальчик, шаловливый мальчик.
— Нет, Ярецки, с вами действительно невозможно разговаривать.
Ярецки уехал с капитаном фон Шнааком. Стоя перед решетчатыми воротами, сестры еще долго махали рукой вслед автомобилю, в котором оба отправились на станцию. Когда женщины вошли в дом, на внезапно обострившемся лице сестры Матильды появилось стародевическое выражение.
Флуршюц сказал:
— Это очень мило с вашей стороны, что вчера вечером вы уделили ему внимание… Малый был в ужасном состоянии. Откуда только он достал польскую водку?
— Несчастный человек, — сказала сестра Матильда.
— Вы читали «Мертвые души»?
— Дайте-ка вспомнить… Кажется, да…
— Гоголь, — сказала сестра Карла, гордясь начитанностью, которая ее не подвела. — Русские крепостные крестьяне.
— Вот такая мертвая душа наш Ярецки, — сказал Флуршюц и продолжил через некоторое время, указывая рукой на группу солдат в саду: — Все они мертвые души… А быть может, и все мы. Каждого где-то прихватило.
— Вы дадите мне почитать эту книгу? — спросила сестра Матильда.
— Здесь у меня ее нет… Но где-нибудь найдется… Между прочим, книги… Я, знаете, уже больше не могу их читать…
Он сел на скамью возле входа в здание и стал глядеть на дорогу, на горы и на осеннее небо, светлое, но потемневшее на севере. Помедлив немного, села и сестра Матильда.
— Знаете, сестра, нужно было бы изобрести еще какое-то средство общения, кроме языка… То, что пишется и произносится, совсем уже оглохло и онемело… Требуется что-то совершенно новое, а не то наш шеф со своей хирургией окажется прав…
— Я вас плохо понимаю, — сказала сестра Матильда.
— Ах, да и не трудитесь, это все глупости… Я просто подумал, что если души мертвы, то остается только одно средство — нож хирурга, но это ерунда.
Сестра Матильда задумалась:
— Кажется, лейтенант Ярецки говорил что-то похожее на это, когда вам пришлось ампутировать ему руку.
— Весьма возможно, — он ведь тоже грешил радикализмом… Единственное, что ему оставалось делать, — это быть радикальным… Как всякому зверю в клетке…
Сестра Матильда была шокирована словом «зверь»:
— Я думаю, он просто старался все забыть… Однажды он намекнул на это… И это пьянство…
Флуршюц сдвинул фуражку на затылок; давал себя знать рубец на лбу, и он слегка потер его:
— Я, собственно говоря, не удивлюсь, если сейчас наступит пора, когда у людей будет лишь одно желание: забывать, только забывать. Сон, еда, сон, еда… Как у людей здесь, у нас… сон, еда, игра в карты…
