Была суббота, и народу ожидалось больше, чем обычно, но пока что зрителей собралось немного — они стояли поодаль, прячась от жаркого вечернего солнца в тени. Среди них был и человек, который не сводил глаз с Чезаре, беседовавшего с цыганкой. Едва вышедшая из отроческого возраста, исполненная той нежной прелести, которую дарит расцветающая юность, девушка была непередаваемо хороша. Ее грудь, еще не развившаяся, с крохотными пуговками розовых сосков, которые невинно появлялись и исчезали в вырезе блузки при каждом ее движении, смуглые плечики под этой полупрозрачной тканью, стройные ножки с розовыми, почти детскими пятками — все обещало райское наслаждение, и мужчина пожирал ее глазами, не теряя, однако, из виду и широких плеч Чезаре. Они знали друг друга, и ему следовало опасаться этого парня, хотя тот вел себя как ни в чем не бывало.
— Какая большая площадь, — сказала цыганка, оглядываясь вокруг. Голос у нее был звонкий и мелодичный.
— Да, — ответил Чезаре. — И красивая. Тебе нравится в Милане?
— Очень, — кивнула цыганка. — Но мне страшновато здесь.
Она впервые попала в такой большой город и еще не привыкла к его широким улицам и площадям. Они встречались уже несколько вечеров, и Чезаре знал о ней многое. Девушку звали Долорес, она родилась четырнадцать лет назад в той самой повозке, в которой умерла ее мать при родах. Отец ее, приземистый черный цыган с серьгой в ухе и курчавыми волосами, играл на скрипке, на фисгармонии и возил медведя по городам и деревням. Он сам, его дочь и этот медведь казались одной семьей.
Вокруг уже собралось немало народу, но любопытные все же держались на расстоянии. Медведь застыл на задних лапах и слегка наклонил голову, чтобы лучше видеть Долорес своими маленькими близорукими глазками.
— Кажется, он тебе улыбается, — сказал Чезаре.
— Да, он умеет улыбаться, — подтвердила девушка.
— А ты его не боишься?
— Кого, Грицли? Да он привязан ко мне, как собака. Иногда мне кажется, что он мне брат, — сказала она, с нежностью глядя на зверя. — Вот попробуй дотронуться до меня.
— Пожалуйста. — Чезаре осторожно потянулся к ней и коснулся смуглой руки цыганки.
Маленькие глаза Грицли тут же вонзились в него, как лезвия двух ножей, рассерженный зверь издал короткий угрожающий рык. Шерсть вздыбилась у него на загривке, а желтые зубы обнажились в мгновенном оскале.
— Спокойно, Грицли, — своим нежным голоском остановила его Долорес. — Нельзя, Грицли, это друг.
