— Я же тебе сказал: в Крешензаго, — Риччо показал направление рукой.
— Далековато. Ведь это на другом краю города.
— А разве на фабрику ходить было близко?
— Тут будет по крайней мере на полчаса больше ходу. — Чезаре мерил путь не километрами, а часами.
— Подумаешь, какой труд! — Риччо был полон энтузиазма, который понемногу заражал и его друга.
Прежде чем выйти на пьяцца дель Дуомо, они, чтобы не выглядеть оборванцами, надели башмаки, которые несли как обычно через плечо. Вместо того, чтобы идти по корсо Венеция, а потом по корсо Буэнос-Айрес, они срезали по корсо Монфорте, чтобы добраться до Порта Виттория. Они удлинили себе путь еще на часок, но зато поглазели на потрясающие конструкции нового миланского рынка, о котором все тогда только и говорили. Было лето, светило солнце, они были молоды, и в их распоряжении был целый день.
— Вот это да! — Риччо уставился на это чудо из стекла и металла, созданное человеком. Он был горд, что живет в городе, где возводятся такие ультрасовременные сооружения.
Рыночная площадь вся была запружена повозками и тележками; продавцы и грузчики, оптовики и просто покупатели подобно трудолюбивым муравьям сновали по ней.
Они долго бродили меж торговых рядов и лотков, заполненных овощами и фруктами, борясь с искушением унести за пазухой пару персиков или груш, как делали, забравшись в чей-нибудь сад, но солнце подсказало им, что пора идти дальше — им предстоял еще немалый путь.
— Итак, вы бы хотели работать здесь? — Женщина смерила ребят уверенным взглядом хозяйки.
— Да, — ответил ей Риччо.
Чезаре же смотрел на нее молча. Это была красивая женщина лет тридцати пяти, с широким круглым лицом, всегда готовая разразиться смехом, немного грубоватым, быть может, но искренним и сердечным. Воровским взглядом он скользнул по ее пышной груди, по крутым бедрам, отметил тонкую талию, чувственные губы, тяжелые золотые серьги в ушах и даже бархатистую родинку на подбородке, которую не мог скрыть легкий слой пудры. Особое изящество придавали ее облику волосы: тонкие, светлые, с медным отблеском, они были собраны на затылке в пышный пучок. Все называли ее просто «хозяйка» и знали, что она, хотя и ворчлива, но добра. Она была вдова, но несла свое вдовство, как медаль за доблесть — медальон с миниатюрой покойного мужа неизменно красовался у нее на груди. Разговаривая, она невольно трогала его рукой, как бы удостоверяясь, что он на месте.
— Пойдемте со мной, — велела она и повела их в прачечную.
