Заправили они мне машину, пожелали удачи, фуражками на прощанье помахали.
Вот так я и притопал…
Вечером мы собрались отпраздновать удачу майора Шарова. Лёша Кабанов, наш полковой поэт, приготовил звучный рифмованный тост. Точно я уже не помню, что он там написал, но знаю наверняка, что речь шла о счастье в бою, о победе, о вечной молодости и истребительской дерзости. Начинался тост, кажется, так:
Ты вёл бой у высоких гор,
Ты победу отнял у врага.
Ничего, что заглох мотор, —
Дерзость тебя спасла…
Но все его звонкие слова остались непроизнесёнными. Первым поднялся Шаров, задумчиво посмотрел на свой стакан и сказал негромко, совсем просто:
— Я пью за танкистов.
Он вылетел на Ладогу штурмовать катера и не вернулся. Шесть дней о судьбе капитана Высоцкого можно было только гадать. Звонили по телефону на все соседние аэродромы, раз десять вылетали на поиски, связывались по радио с моряками флотилии — напрасно: следы не обнаружились. Видно, пропал капитан, в воду канул.
Эх, капитан, капитан! Какой лётчик был, товарищ какой! Да что делать — война.
Записали в журнал боевых действий части: «Пропал без вести», и прекратили поиски.
А на седьмой день наземники прислали связного.
— В лесу найдена разбитая машина, — сказал он. — Вот смотрите где, — и развернул карту.
Немедленно в лес выехала специальная комиссия. На месте катастрофы свидетелей не оказалось. Нам пришлось постепенно, шаг за шагом, по мельчайшим деталям окружающих предметов, путём анализа и сравнений, восстанавливать картину катастрофы.
Мы фотографировали просеку, измеряли пробоины в бензобаке, рассматривали разбитую осколками приборную доску. Доктор исследовал тело Высоцкого.
Комиссия старалась не упустить ни одной детали. Постепенно восстанавливалась последовательность событий…
Из пробитого бака вытек бензин — мотор заглох. Внизу лежал лес. До самого горизонта — вековой, могучий сосняк.
Высоцкий выключил зажигание и, не выпуская шасси, подвел машину к тёмно-зёленым могучим кронам так, будто это были вовсе не кроны, а обычное лётное поле. Винт ударил по хвое, и высоко, как ракета, взметнулся игольчатый дождь. Кругом отчаянно затрещало.
Разбрасывая птичьи гнёзда, ломая ветки, круша вершины, вырубая просеку, машина теряла скорость.
Всё могло кончиться хорошо.
Да, могло, но не кончилось. На пути капитана встал красновато-оранжевый ствол; он был выше своих соседей и оказался намного крепче их. Дерево вспороло борт самолёта, вошло в кабину, остановило движение.
