— А-а, сегодня у Смита маленькое сатори, — сказал Морли.
— Что ты тут внизу делал?
— Спал, преимущественно.
— Я, черт побери, до вершины так и не добрался. Сейчас мне стыдно за себя, потому что теперь, когда я знал, как спускаться с горы, я знаю, и как подниматься, и что упасть оттуда я не смогу, но уже слишком поздно.
— Мы вернемся сюда следующим летом, Рэй, и залезем на нее. Ты отдаешь себе отчет, что сегодня первый раз в жизни пошел в горы и оставил далеко позади ветерана Морли?
— Еще бы, — подтвердил Морли. — Как ты думаешь, Джафи, Смиту присвоят титул Тигра за то, что он сегодня сделал?
— Ну конечно, — ответил Джафи, и я на самом деле возгордился. Теперь я — Тигр:
— Черт возьми, да я буду львом, когда мы сюда заберемся в следующий раз.
— Пошли, мужики, теперь нам долго, долго спускаться по этой осыпи к лагерю и по той долине валунов к озеру, и еще по тропе от озера — у-ух, сомневаюсь, что мы успеем до темноты.
— В основном-то все будет нормально. — Морли показал на лучинку месяца в розовевшем, углублявшемея синем небе. — Он нам посветит.
— Пошли. — Мы поднялись и двинулись обратно. Теперь, когда я огибал тот карниз, что так меня напугал в первый раз, он показался мне сущей забавой: я скакал, прыгал и танцевал по нему, я действительно усвоил, что с горы нельзя упасть. Можно упасть с горы на самом деле или нет, я не знаю, но я понял, что нет. Именно так меня это поразило.
Однако, все равно было радостно спуститься в долину и не видеть больше всего этого открытого небесного пространства под всем абсолютно, и, наконец, когда настало сереющих пять часов, я шел один примерно в сотне ярдов позади парней, пел и думал, идя себе вдоль цепочки черных меток оленьего следа среди камней: не надо думать, смотреть вперед или волноваться — иди себе, опустив глаза к оленьим катышкам, и радуйся жизни. Однажды я взглянул вперед и увидел сумасшедшего Джафи, который смеху ради влез наверх по заснеженному склону и, как на лыжах, съехал до самого дна в своих сапогах, а последние несколько ярдов — и вообще на спине, визжа и радуясь. Мало того, он опять снял штаны и намотал их на шею. Делал он это, как он сказал, только ради удобства, что так и было на самом деле, поскольку его тут все равно никто увидеть не мог, хоть я и прикинул, что даже когда он ходит в горы с девчонками, ему это без разницы. Я слышал, как Морли говорит ему что-то посреди огромной одинокой долины: даже из-за камней можно было узнать его голос. В конце концов, я начал держаться своего оленьего следа так прилежно, что остался совсем один и шел по гребням и руслам, совершенно потеряв их из виду, хоть и слышал голоса; но я доверял инстинкту моих милых тысячелетних оленей — и не зря: только стало темнеть, как их древний след вывел меня прямо на бережок знакомого мелкого ручейка (где они останавливались на водопой последние пять тысяч лет), а оттуда уже виднелся свет костра Джафи, расцветившего каменную стену оранжевыми и веселыми бликами. Луна в небео была ярка и высока.
