— Здорово. Сообразил, чертенок! Я и то подумал, как это другие по восемь да по семь, а он — десять. Трасса каверзная. — Помолчав, отец добавил: — А Федор с ним осторожничает еще.
— Федор не знает... Никто не знает. Алешка один так работает.
— Как это не знает! — сердито проворчал отец. — Федор — и не знает.
— Не знает, батя, — тихо повторил я. — Алешка один ездит по своим меткам. Второй год...
Отец поднялся из гамака и пошел на летнюю кухню. Я ел.
— У тебя есть спички? — издалека четко спросил он.
— Есть, — ответил я, вынимая коробок. — Только они, кажется, все горелые...
— Что за пропасть — не напасешься спичек! Каждый день приношу по два коробка!
— Пошарьте за трубой, батя, — осторожно посоветовал я.
Спичек отец не отыскал. Да они и не были ему нужны: его цигарка ярко светилась в темноте.
Мне не хотелось думать о завтрашнем дне. Я давно съел свой ужин и сидел на месте, положив локти на стол. Лампа начала коптить. Я убавил фитиль и снова положил руки на стол.
Этот проклятый камень! Алешка вытоптал бурьян, и теперь он заметен метров за семьсот. И березка — ее видно даже ночью. Руки — умнее головы. Теперь они будут заодно с машиной — ей легче, если у камня переключить передачу...
Я попытался предположить, как поступили бы сейчас Феликс или Меньшенький. Но никак не мог представить их здесь, в этой обстановке: ни Костю, ни Феликса, ни даже Мишку.
— Батя! — позвал я.
Отец не ответил. Только протяжно скрипнула за моей спиной табуретка — это он повернулся.
— Если бы тебе было десять лет, — немного погодя ответил он сердито, — я растолковал бы. Но когда тебе было десять лет, я валялся по госпиталям с вырванным боком. — Он еще помолчал и добавил: — Уже в пору мне у тебя подмоги просить.
Несколько минут отец сидел неподвижно. Было тихо, лишь едва слышно сопела передо мной на столе керосиновая лампа да потрескивала батина цигарка. Потом табуретка снова скрипнула — отец поднялся и побрел в сени. Проходя мимо меня, он замедлил шаг, но не остановился. В дверях он сказал:
— Одно зараз ясно: мы с Федором да вот еще с Валюхой твоей коммунизм сработать справились бы годков за пятнадцать... Мабудь, Хрущев вас с Алехой в виду имел — пять лет набросил... на размышления...
— Спать ложись, сынок, — донесся мамин голос, ослабленный дремотой и тишью. — Того и гляди, светать станет.
Я потушил лампу, постоял, привыкая к темноте. «Не может быть, чтобы Алешка уже уснул, — подумал я. — Улицу найти можно — налево за пожаркой, но дом в такую темень отыскать трудно».
