Развилка дорог (здесь на основную трассу выходили заводские МАЗы) была последней Алешкиной приметой.
— Все. Больше нет, — с облегчением сказал он и отрывисто хахакнул. — Здорово?
— Да, — отозвался я. — Здорово... Завгар знает?
— Федор Кириллыч? — спросил Алешка.
— Да...
Алешка медлил.
Уже совсем стемнело. Дорога неясно белела впереди. Я включил подфарники.
— Может быть, догадывается. Он часто выходит на трассу со мной. Я не говорил, — сказал Алешка. Он отер ладонью лоб. — Душно... Дождя бы...
— Где ты живешь?
— Направо, за пожаркой.
Алешка изнеможенно откинулся на спинку сиденья и вытянул ноги, насколько позволяла тесная кабина «москвича».
Миновали приземистую беленую пожарку и поехали вдоль узкой улочки, погруженной в мягкий июльский полумрак. Вверху светилось зеленое небо. И дорога была мягкая и ласковая. Казалось, что она прогибается под колесами.
— Здесь, Семен Василич. Дальше трудно развернуться...
Алешка не смог открыть дверцу. Он теребил ее, дергал и смутился. Бывает так, что состояние человека можно понять по одному движению. Алешка как-то сразу обмяк и растерялся. Я помог ему выйти.
— Спасибо, Алеша.
— Не за что, — глухо отозвался он.
Когда я тронул автомобиль, чтобы развернуться, Алешка подался ко мне всем телом.
— Семен Василич, — с тревогой окликнул он. И не успел я откликнуться, как Алешка вяло махнул рукой и расслабленно поплелся к калитке.
В сенях брякнуло ведро. Алешка вошел в дом. Я посмотрел ему вслед.
4
— Здорово, — сказал мне отец. Он сидел за столом под тополями и курил. На краю стола горела керосиновая лампа. — Как работалось?
— Добрый вечер, батя... Шесть рейсов, — ответил я. — Где мама?
— К Марине пошла. Мы отужинали... Ты что-то припозднился. Поломка?
Накрытые белым полотенцем, на столе стояли тарелки с малосольными и свежими огурцами, вареная картошка в чугунке и кружка с молоком. Картошка была еще теплая. Тут же на буханке хлеба лежали ножик и ложка.
— Алексей метки свои показывал на трассе, — сказал я, отрезая себе толстый ломоть.
Отец перешел в гамак, а я сел на согретую им табуретку.
— Какие метки? — заинтересовался отец из темноты. Он следил за мной. — Перец на загнетке, в железной банке.
Я сходил за перцем.
— Он всю трассу разметил, вроде как буйки поставил — где какую передачу врубать и с какой скоростью надо ехать. С точностью до метра. Здорово придумал, —сказал я.
— Здорово... — протянул отец. — У него десять рейсов сегодня.
— Девять. Вчера было десять, — сказал я.
