— Так будет прохладнее, — сказал я. — Можешь побегать здесь, пока я возьму бетон.
— Не хочется мне, — отозвался Павлик.
На обратном пути я сказал:
— За тобой на переборке висит пиджак. Там в кармане есть небольшой харч. Достань. Пожуем без отрыва от производства... Да, да. Там... Достань и разверни газету. Кажется, это пирог?
— Пирог...
— В другом кармане бутылка с молоком. Нашел?
— Да.
Павлик разложил еду на газете между мной и собой. Достал бутылку с молоком. Бумажную пробку он вытащил зубами.
Я сказал:
— Давай ты первый. Я поем за поворотом. Там лучше дорога.
Мы ели молча. Когда я хотел взять пирог, бутылку отдавал Павлику, и он держал ее наготове в вытянутой руке.
— Спасибо, малыш, — сказал я. — Забыл пообедать.
— И я не обедал. Мама обещала прийти, а не пришла. Мы ждали ее с тетей Лидой...
Он вдруг осекся и посмотрел на меня. Потом дотронулся до моего плеча и возбужденно заговорил:
— Только она мне больше ничего не говорила.
— Это твое дело, старина, — перебил я его. — Ты пришел, и все в порядке. Сейчас подъедем к мелькомбинату. Нагнись, чтоб тебя не заметил вахтер.
У ворот Павлик присел на полу кабины. А я неожиданно подмигнул осоловевшему от жары вахтеру.
В последний рейс я решил не брать Павлика. Остановил машину возле моста и сказал:
— Малыш, тебе пора домой. Здесь близко. И дорогу ты знаешь. Тебя, наверное, уже ждут.
— А разве мы не пойдем сегодня встречать маму? — грустно спросил Павлик.
Я помолчал. Племянник тети Лиды открыл мне такое, что я не могу еще осознать. К встрече с Валей я не был готов.
— Ты не говори маме, что мы возили бетон вместе. Пусть она сама увидит нас потом. Хорошо?
— Завтра?
— Может быть, завтра... Пожалуй, завтра...
— Хорошо, — весело согласился Павлик. — До свиданья, Семен! — Он спрыгнул на землю.
Я видел мысик светлых волос в ложбинке его тоненькой, загоревшей до черноты шеи.
— Счастливо! — крикнул я.
3
Разная бывает усталость: спокойная, когда человек чуть-чуть щурится на закат, лицо его расслабляется, а все тело до краев наполнено приятной тяжестью; темная, глухая, как дневной сон, когда память не выхватывает из пережитого ни одной радостной краски, ни одного светлого звука. И есть усталость нервная, за которой не приходит возрождение. Она копится и оседает морщинами на лоб, сушит глаза, человек ведет себя так, будто не совсем уверен, прав ли он, и невольно продолжает еще действовать, словно стремится что-то поправить...
Алешке не даром достались девять сегодняшних рейсов. Принимая у него путевку, Федор удивленно и вместе с тем обеспокоенно поглядел на него.
