Не настолько велик Петропавловск, чтобы человек мог в нем затеряться. Семен не прятался. Он просто ждал. А когда ожидание сделалось невыносимым, опять пошел в «Вулкан» за столик, что стоит справа у стены рядом с оркестром...
В комнате горел свет. Кто-то сидел на подоконнике.
Семен знает, кто зажег свет в комнате. Спешить больше некуда. Трезвея, он сел на грязную ступеньку крыльца, закурил и тянул папиросу, пока не загорелся бумажный мундштук. Потом пошел к себе.
Их было четверо. На подоконнике в плаще и в кожаных перчатках сидел Феликс. Его фуражка с коротким козырьком лежала тут же. На кровати Федосова полулежали Меньшенький и Кузьмин. Свои телогрейки они сложили на табуретку.
На кровати Семена поверх одеяла спал четвертый — Мишка. Он до самого подбородка укрылся старой, еще курсантской, шинелью.
— Здравствуйте, мальчики, — осипшим от волненья голосом сказал Семен с порога. Плащ был застегнут неправильно: уголок воротника мешал говорить. Он стал расстегивать его и не смог, потянул. Верхняя пуговица с мясом упала на пол.
— Привет, старина, — сказал Феликс, соскакивая с подоконника. Он шел к Семену, снимая перчатки.
Семен принялся стаскивать плащ. Не рассчитав, задел рукой умывальник. Вода полилась в таз.
— Я каждую ночь видел вас всех во сне, а Ризнича, кажется, наяву, — криво усмехнувшись, сказал Семен.
— Ф-феликс, — подал голос Меньшенький. — Мы зря не слопали крабов и н-не вып-пили коньяк. Я говорил, что он придет ч-чуть теплый.
Только сейчас Семен заметил, что на столе стоит ведро, из которого торчат бледно-розовые клешни вареных крабов.
Феликс не ответил Меньшенькому. Он цепко взял Семена пальцами за щеки. Диковатые глаза Феликса смотрели на него из-под припухших век. И Феликс показался ему далеким. Как в бинокле, если смотреть в него с другой стороны.
— Было очень плохо, старик? — тихо спросил Феликс.
Слезы мешали Семену смотреть. Он хотел сказать, что нельзя так долго болтаться черт знает где, хотел сказать, как ждал их и боялся. Но, помимо воли, из него перли какие-то другие, ненужные слова. Отбросив руку Феликса, он заходил по комнате, крича и размахивая кулаками, и нес чепуху.
Проснулся Мишка. Он сел на койке, тупо переводя взгляд с одного на другого, спросил;
— Чего он авралит?
Семен так бы и продолжал до утра, если бы не Кузьмин. Неожиданно просто тралмастер сказал:
— Давай посуду, Семен...
Нашлась только одна кружка. Свою Федосов увез в Рязань.
— Эх, молодо-зелено, — проворчал Кузьмин, вытаскивая из кармана пластмассовый складной стаканчик.
