— Молодость, — буркнул я.
— Сколько же лет вам? — спросила она.
— Много. Уже двадцать восемь...
— Я думала — больше... Немного больше, — поправилась она.
— Да, — ответил я. — Возможно, вы правы. Иногда я чувствую, что я старше самого себя...
Она проводила меня до лестницы. Прощаясь, я посмотрел на нее. Она была чуть повыше моего плеча. Я еще раз удивился, до чего они с Павликом похожи друг на друга. Особенно глаза — сухие и упрямые. Они смотрели так внимательно и пытливо, будто я должен сейчас сказать что-то очень умное и важное.
Я пожал протянутую руку. Она подошла к перилам. Я остановился и, глядя на нее с нижней ступеньки, сказал:
— На всякий случай завтра пришлю маму. Она принесет сухой малины для парня.
Спускаясь с крыльца, я слышал, как на втором этаже захлопнулась дверь и ключ дважды повернулся в замке.
«Все-таки на улице прохладно, — подумал я. — Как бы и в самом деле Павлик не заболел...»
Собирался дождь. Собственно, он уже накрапывал. И когда я добрался до дому, капли дружно ударили по железной крыше.
1
Петропавловск накрыт снегом. Снег теплый, рыхлый, мартовский. Сопка Любви почти сливается с белесым небом. Снег шапками лежит на крышах домов, на телеграфных проводах. Человек, идущий по улице, заметен далеко. Черная фигурка на белом фоне. У белых причалов черные корпуса судов. На их мачтах и палубах, на крыльях мостиков и на трюмах тоже лежит снег.
Над ленивой водой бухты низко плывут густые металлические удары, стелется захлебывающаяся дробь пневматических молотков, шипенье электросварки. Осадистый грязно-голубой «Ороч» травит пар. Портовые краны острыми клювами уносят в небо связки бочек.
Временами все перекрывает чей-то хриплый, усиленный мегафоном бас:
— «Стремительный»! Уберите швартовы. Я снимаюсь. «Стремительный»...
Из-под кормы высокого рыжего парохода что-то раздраженно отвечают. Завыли лебедки, и голоса растворяются в их вое. Но бас выплывает опять. Он по-прежнему ровен и настойчив:
— «Стремительный»! «Стремительный»! Уберите швартовы...
«Стремительный» молчит.
Бас не выдерживает и разражается на всю бухту:
— Да уходите вы к... — Конец фразы перекрывает сирена портового буксира. На палубах судов весело и понимающе переглядываются.
Из-за борта парохода, поплевывая горячей водой и постукивая дизелем, выползает полутисс «Стремительный». На среднем ходу он проходит так близко к «Коршуну», что между судами, наверно, не просунешь руки. На крыле мостика полутисса высокий человек в блестящем резиновом плаще и капитанской фуражке. У него темно-коричневое лицо. Он что-то говорит суетящимся на палубе матросам и, пригнувшись, исчезает в узких дверях рубки.
