И удалился.
Любопытство и сильное потрясение в равной степени удержали Саймона в его «кресле». Василий, кивая головой и улыбаясь, уселся перед ним прямо на покрытие крыши.
— Во-первых, я должен вам сказать, мистер Гру-эй, что я специалист по биологическим наукам. Вы видите здесь результаты моего самого успешного эксперимента.
Он извлек из кармана цилиндрическую прозрачную бутылку и отвинтил крышку.
— А?.. — беспокойно переспросил Саймон.
— В самом деле, да. В ходе своих исследований, мистер Гру-эй, я открыл химический препарат, который будет задерживать развитие на любом эмбриональном уровне, производя полностью жизнеспособный организм. Основное действие препарата всегда направлено на достижение выживаемости на каком угодно уровне развития: клетка, бластула, червь, рыба, четвероногое. Работа, над которой Лысенко поглумился, когда я рассказал ему о ней, ведь я не беспокоился о сохранении тайны, хотя в то время работал как несчастный коллаборационист безбожных Советов. Но, может, я есть слишком научно?
— Совсем нет, — заверил его Саймон.
— Хорошо, — простодушно произнес Василий и глотнул из бутылки. — Тем временем мой брат Михаил был духовным братом в монастыре возле Маунт-Атоса[2], мой брат-нигилист Иван — в Центральной Европе, тогда как мой третий брат, Лев, человек с талантом к коммерции, первым из нас добрался до Нового Света, где, он всегда предчувствовал, настанет день наша судьба соединить всех нас вместе.
С пособствием Ивана я и моя сестра Грушенька бежали из России. Мы вытащили Михаила из его монастыря и отправились сюда, где Лев уже стал капиталистический магнат.
Мои братья, особенно Иван, очень интересовались моей работой. У Ивана была теория, что так мы сможем в конечном счете производить множество людей, целые армии и политические партии — все нигилисты, и все Стульниковы-Гуревичи. Я убедил его, что это невозможно, что я не могу играть роль Кадма[3], одно дело для форм, пребывающих в воде, у нас есть путь вскармливать их в их среде; но чтобы сделать полное млекопитающее, нуждаемся в плаценте, которую я не могу обеспечить. Все-таки благодаря ему я начал работать с (прошу прощения!) яйцом моей сестры, что такое же хорошее начало, как если бы было любое другое, но это, возможно, задело мое тщеславие. Иван мечтал свои мечты о человечестве нигилистов Стульниковых-Гуревичей — безвредное занятие, как я сказал себе.
Саймон смотрел на него стеклянными глазами. Что-то непонятное начало твориться у него в голове, приблизительно в двух сантиметрах под точкой, где череп упирался в наполненную холодной водой пластиковую трубу. Маленькие призрачные образы носились там с огромной быстротой — поток очаровательно крошечных существ-девочек, дерзко улыбавшихся ему со своей высоты, а потом с молниеносным кокетливым движением русалочьих хвостиков уносящихся прочь.
