Тополь берлинский | страница 18



Он посмотрел на немногочисленное собрание, стоящее в ногах у гроба. До их появления он закатил гроб в часовню, зажег белые поминальные свечи, снял крышку и отвязал подбородок. В сложенных руках мертвого мальчика теперь лежала роза на длинном стебле, и в облике матери при первой встрече с сыном, облаченным в саван, ничто не напоминало о вчерашней истерике. Зайдя в часовню, она подошла к гробу с выражением большого горя на лице и неотрывно смотрела на голову мальчика на фоне белого шелка. Закостеневшими пальцами она дотронулась до обоих век, чтобы почувствовать их смертельную неподвижность и наконец поверить в нее.

Маргидо сидел молча и ждал реакции. Эти моменты он от всей души ненавидел, он их никогда не контролировал, люди реагировали так по-разному. Кто-то вообще не показывал своих чувств, кто-то демонстрировал их слишком бурно, некоторые иногда даже истерически смеялись или бубнили себе под нос комментарии, а иногда он сталкивался и с яростью — чаще при скоропостижной кончине.

Она же просто положила руку мальчику на лоб, будто хотела его согреть. Холод покойника, привезенного из морга, действовал на многих очень плохо, но она не убирала руку довольно долго, стояла молча, без слез, только слегка дрожала. Сестры, с красными блестящими лицами, прижались друг к другу. Отец и его сестра стояли как вкопанные с ничего не выражающими лицами. Видимо, их так воспитали, подумал Маргидо. А когда началась служба, мать мальчика села на стул у стены. Она сидела совершенно одна, склонив голову.

Господь мой — пастырь, дарует мне все. Я покоюсь на зеленых пажитях; Он ведет меня к воде, где я могу отдохнуть и набраться сил. Именем своим ведет Он меня праведными путями. И хотя я схожу в царство теней, ничто меня не страшит. Ибо Ты со мной. Твоя сума и Твой посох мне утешение…

Когда он дошел до благословления, в часовне настала полная тишина. Больше никто не плакал, все погрузились в себя, они собственными глазами видели его мертвым, а ведь еще только вчера он разговаривал, и двигался, и был полон жизни. Казалось, смерть отметила их клеймом, и всякое притворство сошло на нет.

— Господь милосердный, Иисус Христос, Божья любовь и Святой Дух да пребудут с вами.

Маргидо накрыл лицо мальчика покрывалом, а затем они с отцом закрыли гроб. Крышка точно опустилась на место, как всегда.

— Вы поможете ее привинтить?

Он перевел взгляд с одного лица на другое. Мать по-прежнему сгорбившись сидела на стуле у стены и не реагировала. Отец опустил взгляд в пол, может быть, он думал о снегопаде и надеялся, что сосед не расчистил двор за него, и тогда ему не придется сразу же заходить в дом. Но сестры кивнули и взяли по два болта каждая, Маргидо показал им, как их завинчивать под углом. В помещении было невероятно тихо. Свечи горели двумя неподвижными столпами, было в них какое-то порой выводившее Маргидо из себя равнодушие.