Дядя Филь редко приносил домой хотя бы часть своего жалованья, если не считать карнавальных масок, которые он на масленицу покупал для всей семьи, если не забыть про скребок для мозолей, который всучил ему на ярмарке какой-то языкастый коробейник, и если не упоминать о зонте-трости, которым запасся дядя Филь в преддверии осенних дождей, но на этой службе он их не дождался, так как с течением времени и в профессии разносчика газет к нему подкрались свои невзгоды или дядя Филь, как всякий человек, являющий собой некий центр, притянул эти невзгоды к себе, а может быть, случилось и то и другое, как мы и должны допустить, будучи честными диалектиками.
Все чаще и чаще дядя Филь приходил домой куда более веселый, чем веселый Фридолин, упившись шнапсом или пивом, пуская клубы дыма из ноздрей и ушей, и требовал, чтоб тетя немедленно ложилась с ним в постель. Бедной тете очень трудно было сказать «нет»: ведь она же видела, не ей одной люб ребячливый дядя Филь, трактирщики тоже очарованы им и снова угостили его даровым пивом.
Но склонность трактирщиков угощать его даром существовала только в рассказах дяди Филя. Своим растущим воодушевлением и усилившимися любовными желаниями он был обязан содержащемуся в пиве и шнапсе алкоголю, который покупал на деньги, внесенные за газеты. К сожалению, к великому сожалению, в обязанности дяди входило получение помесячной платы за подписку.
Сумма недоплаченных дядей Филем в агентство денег за газеты в результате воздействия высших сил все возрастала, и в агентстве заметили, что слишком уж часто дядя, разнося газеты, не застает никого из подписчиков дома.
Однажды тетю пригласили заказным письмом в агентство, и источник дядиного хорошего настроения и счастливого блаженства иссяк, но и тетя лишилась своей весенней вечерней радости, единственной, кроме кофе, которая ей еще оставалась. «Нет, все-таки я верю в его искреннее расположение ко мне, так ведь?» — объявила она в агентстве и взялась сама получать деньги за подписку и обязалась уплатить дядин долг.
Интерес дяди к разноске газет угас, не помогли ни теткины головомойки, ни призванная на помощь бабушка, потому что дядя целиком предался болезни. К болезни он прибегал постоянно, когда его принуждали делать то, что ему разонравилось. Теперь это снова были руки, им велели, а они не хотели, и дядя показывал их всякому желающему: «Поглядите на эти подагрические узлы — что твой биллиардный шар, а?»
