[10] — от смертного приговора. Но никогда не пытались внушать людям, что асбест — это хорошо. А кроме того, какое отношение его работа или то, как его фирма покрывает накладные расходы, имеет к выбору образа жизни, который делает его дочь? Вот для самого Шмидта кто-то потрудился расчистить дорогу? Никто! И уж точно не отец.
Шмидт устал, едва способен шевелиться, кости ломило. Долго ли ему терпеть? Ему шестьдесят, при крепком здоровье. Десять лет? Пятнадцать? Или двадцать три, если проживет сколько отец? И каждый день, как этот или хуже, возможно, несравнимо хуже. Зачем они все явились к нему — застарелые душевные боли и разочарования, давно проигранные споры — и столпились вокруг, дразнясь и показывая языки? «Карьера пиарщика»! Его дочь выбрала занятие одновременно торгашеское и паразитическое. Конечно, это ее огрубило понизило чувствительность к подлости и вульгарности. Ну а брак с Райкером довершит дело. Об этом убедительно свидетельствует мелкий шантаж, которому они подвергли Шмидта. Конечно это придумал Райкер, а не Шарлотта. Интересно, а с родителями он тоже посоветовался? Пришла пора сломать твоего папашу, наверное, так он сказал ей. Скажи старику, что если не будет ходить по струнке, больше не увидит тебя. Та самая твердокаменность позиции и охотничий инстинкт — эти слова Шмидт лепетал на совещаниях, когда обрезанного паршивца принимали в партнеры.
Он услышал, как во дворе хлопнула дверца машины. Среда — не иначе, славянские чистильщицы. Побриться не получится: Шмидт слишком разнервничался, и в доме с польками не останешься — слишком расстроен. Передовой отряд в составе миссис Чельник и миссис Новак тем временем проник на кухню и подхватил Шмидта под руки. Мокрый от поцелуев, он сбежал наверх, утираясь рукавом. Постель в комнате Шарлотты не убрана. Это кстати: польки поймут, что пора сменить простыни на брачном ложе. В углу Шмидт увидел Райкеровы кеды и брошенные сверху толстые носки, нестиранные, конечно, решил он. Прихватив носки кончиками пальцев и держа на вытянутой руке, он отнес их в ванную и бросил на пол. Потом, не глядя, опустил сиденье и крышку унитаза и спустил воду — на всякий случай. На полочке он заметил снаряд для чистки десен — прежде он видел такие только на витрине в аптеке, а в доме такого до сих пор не водилось. Испугавшись замыкания и пожара, Шмидт выключил машинку из розетки. Рядом в одном стакане мокли две пластиковых насадки: одна с голубым, другая с розовым основанием. Супружеская гигиена! Пока один тужится на унитазе, другой выполняет современную процедуру промывания рта. Шмидт вернулся в спальню и сбросил на пол одеяла. И вот они, воскресные пятна, будто следы ночных поллюций на раскладушке бойскаута.
