Вскоре мы повернули к морю и оказались на улице, протянувшейся вдоль знаменитых прибрежных заведений залива Джимбаран. Кафе и рестораны расположились от этого места и на север, в сторону аэропорта, и на юг, по направлению к величественным зданиям отеля «Four Seasons», которые, правда, видны не со всего побережья. Ресторан «Милонга» — цель нашей поездки — находился совсем неподалеку от поворота.
Пока Спартак закрывал дверь, я немного размял ноги, одернул футболку и незаметно глянул в зеркало заднего обзора. Выглядел я вроде бы пристойно, и даже щетина на лице могла показаться вполне гламурной. По крайней мере мне этого хотелось.
Ничего аргентинского в «Милонге» не было — за исключением нескольких широкополых шляп, которые можно встретить по всей Америке, да фотографий жгучих брюнетистых пар, замерших в различных танцевальных па. Шляпы вместе с фотографиями были развешены в проходе, ведущем от парковки к пляжу, где находились столики, и посетители почти не замечали их. Все внимание привлекало чудесное многообразие морских обитателей, лежавших на противнях со льдом. Здесь громоздились омары, креветки разных сортов, круглые ракушки («Доместик, то есть местные, му-у-ли», — так когда-то представил мне их Спартак), рыбы видов пяти. Это богатство было самым свежим; желающие убедиться могли заглянуть в жабры рыбешкам и рыбам.
Совсем рядом виднелись огромные жаровни и груды выпотрошенных кокосовых орехов. На кокосовой скорлупе здесь готовили и рыбу, и морепродукты. Жирный чад от углей, на которые обильно капал рыбий и крабий жир, облаком стоял над автостоянкой. От пляжа его отгонял легкий бриз, дующий со стороны моря в Джимбаране почти до полуночи.
— Я заеду за вами через два часа, — сказал Спартак и вернулся к машине, оставив меня с менеджером «Милонги».
— Ваш столик около моря, — произнес тот на вполне приличном английском. — Вас уже ждут.
Ступив на песок, я снял свои парусиновые туфли и взял их в руку. Для человека, живущего на севере, это восхитительное ощущение. Сбрасывая все, что отделяет твои ноги от пляжа, и погружая пятки в теплый, матерински нежный песок, испытываешь чувство приподнятости и свободы. Приближался вечер, и песок достиг искомой температуры нирваны.
Я прошел мимо нескольких рядов столиков, уже почти заполненных посетителями. На них стояли свечи в стеклянных колпаках, уберегающих огонь от ветра. Кое-где мерцало пламя, но большинство еще не горели. Посетители грандиозного кинотеатра под открытым небом ожидали никогда не повторяющейся инсталляции под названием «Закат солнца в Джимбаране».
