Уже через 16 лет после Никейского собора началась эпоха самых ужасных и продолжавшихся столетиями преследований язычников и еретиков, когда император Константин II по прозвищу «Nostra Mansuetudo» (на латыни: Наша кротость) издал эдикт, который совершенно должен был уничтожить религию отцов. Только что на государственном уровне признанная свобода вероисповедания для «христиан» превратилась в намерение искоренить какую-либо конкуренцию. За этим эдиктом 341 года 27 марта 380 года последовал закон, изданный обоими правящими в то время императорами – Грацианом (Западная Римская империя) и Феодосием (Восточная Римская империя), и имевший, по меньшей мере, столь же роковое значение, как и закон, объявивший христианскую веру государственной религией:„ Мы хотим, чтобы все народы, которые управляются нашей милостью, жили в религии, которую божественный апостол Петр, как указанная им религия доказывает до сих пор, передал римлянам. Мы повелеваем, что те, которые следуют этому закону, могут иметь право на то, чтобы именоваться «католическими христианами», другие, однако, которых мы считаем сумасбродными и безумными, придерживаются позора еретической догмы, и поэтомуих места собраний не могут называться «церквями», иих сначала постигнет божье наказание, а затем также и месть нашего заступничества, которое передано нам волей небес».
Следующего апогея преследования достигли в шестом веке, когда христианский император объявил всех язычников лишенными собственности и прав, чтобы они „лишенные всего добра были доведены до нищеты». Что последовало за этим, хорошо известно: жестокое расширение христианской веры в Центральной и Северной Европе, названное церковью миссионерством, и связанная с этим переоценка всех ценностей в смысле соотношения всех видов содержания человеческого сознания, то есть, либо они объявлялись неважными, либо их полярность изменялась, по меньшей мере, в содержании и значении – жизнь и смерть принадлежат «Господу»; существует связанное с «Христом» мышление и действие; дальнейшее совершенствование и развитие индивидуальной души существует в столь же малой степени, как созидательная вселенная. Жизнеутверждение превращается в свою противоположность, в отрицание жизни. Каждая попытка человека, как связанного с общностью живого существа, тем не менее, самостоятельно объяснить и строить свою жизнь, рассматривается в качестве непростительного греха, переводится в «потусторонний мир» и зависит исключительно от милости «Господа». Совесть, свобода, любовь, ответственность, верность и честь, а также достоинство совместной жизни в форме брака, семьи и народа теряют их прежнее жизненно важное значение: со времени «жертвенной смерти Христа» они абсолютно недействительны. Искусства допущены только в том отношении, когда они служат прославлению Бога
