чувство. С другой стороны — и это очень важно — отсутствие, или по крайней мере малое развитие, по сравнению с европейцами склонности к самоуглублению, к синтезу, к абстракции, и наоборот — интерес к деталям. При этом замечательная обостренная наклонность к непосредственному реагированию. Кроме того, картинность воображения, мышление конкретными образами, большая эмоциональная подвижность. А главное — громадная чуткость ко всему красивому!»
Ямагути утверждал, что то направление в искусстве и литературе, которое получило в Европе название импрессионизма, по сути своей является самобытным для Японии. И если Европа пришла к импрессионизму в результате долгого пути развития через смену ряда направлений и школ, то для Японии импрессионизм был ^явлением, изначально присущим в своих основных чертах ее культуре.
Вот японское стихотворение. Это всегда впечатление. Не картина, а всего несколько мазков кистью. Поэзия намека, где малейший оттенок выражения вызывает; волну ассоциаций. Суггестивность, как отличительная черта японской поэзии, требует подготовленного, одаренного воображением читателя.
Луны нет! И весна непрежняя! Один только я остаюсь все тот же.
(Аривара Нарихира, 825–880)
Настроение тоски, элегически-грустный намек на какие-то дорогие сердцу поэта события прошлого для тонко чувствующего читателя значат, может быть, больше, чем конкретные сведения о том, что автор посетил место, где в прошлую весну встречался со своей любимой.
Я скручу в нитку мои рыдания
и нанижу не нее жемчуг моих слез, —
писала поэтесса Исэ, жившая в конце IX века.
Ямагути подчеркивал, что для особого характера японской поэзии, может быть, «имело значение и то условие исторического характера, что в поэтическом творчестве Японии громадную роль играла женщина, внося присущие ей элементы — любовь к деталям, но вместе с тем изящество и мягкость. Этим можно отчасти объяснить, что хотя поэзия в Японии, как везде
5*
в свое время, расцветала при дворах разных властителей, но она совсем не обращает внимания на военную жизнь; напротив того, военные подвиги являются в ней не иначе как в одеянии бесконечной тоски и печали».
Перелистывая книгу Ямагути, Невский всякий раз поражался тому, как свободно излагает свои мысли по-русски японец. Впрочем, человек необычной судьбы, Ямагути, пожалуй, только по рождению был японцем.
Родившийся в г. Нагасаки, Ямагути Моити мальчиком был привезен в Россию. Жил он в семье купца Шевелева во Владивостоке, где его мать служила в няньках. С 12 лет воспитывался в г. Троицкосавске. В судьбе Ямагути принял участие потомственный почетный гражданин Троицкосавска Иннокентий Дмитриевич Си-ницын. Он дал возможность 12-летнему Ямагути поступить в Алексеевское реальное училище. Мальчик учился старательно, своего покровителя не посрамил. В аттестате у него были почти сплошь четверки, а успехи его по истории были оценены в пять баллов.
