— Они, должно быть, ума лишились!
— Ничего они не лишились… — пробормотал Агранцев.
Павел Романович проследил его взгляд — ротмистр разглядывал что-то на корме баржи, там, где мокрые тряпки были навешаны гуще всего. В этот момент из-за туч выглянуло солнце, и Дохтурову показалось, что за серыми полотнищами он различил какой-то массивный силуэт — тяжелый, хищный, приземистый.
Загрохотала цепь. Матросы не мешкали; похоже, бессмысленная баржа непонятным образом всем действовала на нервы.
— Погодь, сказано! — снова заорал одноногий.
Сцена получалась фантастической — немытый мужик с зачуханной баржи отдает приказы пароходу с немалой командой, не говоря уж о пассажирах, среди которых едва ли не треть составляли военные.
— Ишь, надрывается, — зло сказал кто-то из матросов. — Причесать бы из пулемета! Небось сейчас бы унялся.
— И то верно, — проговорил ротмистр. — Пулемет нам в самую пору.
Как в воду глядел.
Одноногий, видя, что усилия его безрезультатны, сунул руку за пазуху, извлек на свет немецкий армейский маузер и выпалил в воздух. По этому сигналу тряпки на корме вмиг упали, открыв полевое орудие, наведенное «Самсону» прямехонько в борт.
Кто-то ахнул.
— Ну вот и разгадка мизансцены, — удовлетворенно сказал ротмистр.
Людей возле орудия скрывал орудийный щиток, но под ним виднелись две пары босых ног. Что до самой пушки, то Дохтурову показалось, будто она с мрачным презрением глядит на пароход своим черным жерлом.
— На барже!.. — гаркнул было металлический голос с мостика и тут же умолк.
Группа пассажиров пришла в сильнейшее волнение.
— Ах, Боже мой! Что, если они сейчас выпалят? — спросила юная барышня с зонтиком.
Полковник промокнул лоб.
— Господин хорунжий! — приказал он. — Этих шутников предать в руки речной полиции! По прибытии в Харбин па-апрашу распорядиться!
Но адъютант у полковника оказался человеком практическим.
— Василий Антонович… господин полковник… — пробормотал он, глянув на пушку. — Право слово, лучше б вам на другой борт перейти. Да и mademoiselle Дроздовой там спокойнее будет.
— Прошу не указывать! Я намерен…
Но сообщить о своих намерениях полковник не успел.
Раздался пушечный выстрел. Потом над сопками по левому берегу поплыло белое облачко дыма.
— Шрапнель, — пояснил Агранцев. — Следующий могут нам в борт положить. Если матросы не оставят лебедок.
— Зачем? — спросил Павел Романович. — Времена флибустьеров канули в Лету.
— Посмотрим, — равнодушно отозвался Агранцев.
Павел Романович заметил, что ротмистр нет-нет да и взглянет в ту сторону, куда уплывали, теряясь в дымке, бледные воды Сунгари.
