— Весь дом занимаешь?
— Ну.
— По наследству досталось?
— Вдову заморил.
— С тобой поговоришь.
— А ты не говори.
Они вошли сначала в захламленную комнату с кро-и.-|гыо у окна, застланную не поймешь чем — то ли пен лопиком, то ли бывшим покрывалом, а затем в неожиданно чистую, светлую комнату. Здесь кровать была аккуратно заправлена, окно завешено чистой занавеской, в углу стояла этажерка с книгами.
— Кто здесь живет? — спросил Алексей. — Уверен, что не ты.
— Не я. Сдаю...
— Вот как?
— Держу для хорошего товарища... Понадобится этому товарищу с девушкой под крышей посидеть или... полежать...
— Шишигин? — догадался Алексей.
■— Тебе какое дело?
— Вот ты какой, оказывается?
— Какой это? — Кузя, прихрамывая, дошел до стула, сел. — Я не такой, а ты такой! Ну и катись к такой матери! Выматывайся, пока цел! Не серди мой кулак, Подсолнух!
«Не сумел я поговорить с ним как надо,— раскаивался, выйдя на улицу, Алексей. Пес долго облаивал его, метался по двору. — Надо было по-хорошему, а я...»
Алексей зашагал домой — предстоит трудное объяснение с Надей. Как она воспримет новость? Она привыкла к работе, полюбила свой завод, окружают ее хорошие люди, и с квартирой они устроились неплохо: Тася взяла их к себе — у них с бабушкой собственный дом, сад, небольшой огород, выделили им две комнаты с тамбуром, вход отдельный. Надя не нарадуется, и вот надо было случиться такому... Надя обидится и будет права. Они же не только муж и жена, но и друзья, а разве без совета друга можно что-то делать, тем более что вопрос касается и друга?
«Но если бы она не ждала ребенка, непременно сказал бы сразу. А вдруг на этот раз она не поймет меня?!»
И снова он ничего не сказал Наде, хотя по дороге твердо решил, что скажет. Не смог. А сам почти всю ночь не спал, мучился, не зная, правильно ли он поступил или неправильно. Возможно, сказал бы, если б жена не бросилась к нему навстречу с каким-то шитьем. «Распашонки и кофточки для новорожденных, оказывается, надо шить швом наружу!» Это ее веселило: «Это будто для куклы, смотри, мне на работе дали распашоп-ку, я распорола и по ней выкроила, смотри, Алеша, смешно, правда? Малюсенькая такая одежоночка!..» И радостная, оживленная, обняла его, засмеялась воркующе, беззаботно.
Любое слово, что могло вспугнуть ее радость, стало бы у него поперек горла.
А уезжать все-таки придется. Теперь бригада, надо думать, никакого почетного ззания не получит, а виноват в этом, считается, не кто иной, как Хатунцев: вынес сор из избы. Не простят ему этого, так что выхода другого нет — уезжать надо.
