— Читал я много,— продолжал Сарычев. — Да все по диагонали. Увлекался приключенческой литературой. Краснокожие. Белолицые. Капитан Немо... И про любовь, конечно. А руководства для души нигде не вычитал. Душа у меня как у мятежника, но я сам себя noca-дил в клетку и не могу выбраться... За душой всего-то семь классов... Вот ты, Подсолнух, живешь ясно, понятно.
— И ты живи понятно,— вмешался в разговор Мажуга. До этого он листал журнал «Америка». Женька откуда-то принес его и положил на стол: с обложки улыбались две девушки и парень — все они в красных брюках и черных куртках. — В Австралии есть такая поговорка: «Привяжи свой фургон к звезде». Это означает, что человек должен иметь свою звезду, неуклонно идти к ней, не сворачивая и не отступая назад.
— А если цели никакой? — уныло спросил Сарычев.
— Это уже плохо,— заметил Алексей. — Один старик сказал, что в судьбе, как и в борьбе, выигрывает смелый. Без цели нельзя.
— Хотите анекдот? — предложил Крохотуля, поворачиваясь. Его ладонь осталась лежать на Тасиной руке. — Сел один чудак на лошадь, а тут как раз человек идет навстречу, спрашивает: «Слушай, ты почему задом наперед сел?» Чудак отвечает: «А откуда я знаю, в какую сторону ехать?»
Сарычев вздохнул:
— Это про меня. Я не живу, а плыву по течению,
— По течению только дохлая рыба плывет,— засмеялся Женька. — Я понял, в чем дело: невеста отставку дала, так? Отсюда и мировая скорбь.
Сарычев кивнул.
— Я говорил тебе,— Женька подмигнул Алексею,— не обзаводись барахлом! Добейся, чтоб девчонка тебя не за мебель и ковер полюбила! Обнимай теперь свою полировку!
— Не в том дело... Вчера я на концерте уснул. Под органную музыку. Ну и...
— От ворот поворот?
— Начисто. Я ж захрапел там. Она в слезах выскочила...
Женька захохотал:
— Вот это да! Так тебе и надо! Не будь тюхой.
Кузя Дудкин вдруг выскочил на середину комнаты и,
пританцовывая, запел громко, визгливо:
Давай-ка, милая моя,
Нескладушки пропоем!
Машина свистнула, пошла.
Поцелуй в ребро кирпич!
Потом попытался танцевать вприсядку, но ноги его не слушались, и он повалился на бок, дрыгая ногами. Алексей насильно поднял его, усадил за стол, попросил Надю заварить ему чаю покрепче.
— Не серди мой кулак, Подсолнух! — кричал Дудкин. — Я с тебя все лепестки пообрываю!
Надя поморщилась: почему Алеша разрешает называть себя Подсолнухом? И еще улыбается — нравится ему, что ли, эта кличка?
Она поставила перед Кузей чашку чая. Он тут же залпом выпил его, поднес ко рту кусочек хлеба, понюхал и подскочил, погладил прораба по лысой голове, снова запел:
