— Чего орете, аж во дворе вас слыхать? Кого не поделили?
Мать с женой закричали наперебой, каждая доказывала свою правоту. Колька, послушав их недолго, подошел к матери, бережно взяв за плечи, вывел на кухню, попросил успокоиться и, выйдя в комнату, влепил Катьке пару больных пощечин, сказал:
— Еще пасть откроешь, таких пиздюлей навешаю, что бегом в деревню смоешься! Не смей орать и хамить матери! Услышу, своими руками глотку твою порву до самой транды! И помни, мое терпенье не железное! Как привез, так и вышвырну, пузом не прикроешься,— пихнул бабу в спальню, дав пинка под задницу, а сам пошел во двор к ожидавшим его друзьям.
Евдокия, немного успокоившись, ушла к подруге-соседке. Катька осталась одна. Ей было обидно, что в этой семье ее никто не любит и не понимает. Баба с тоски решилась написать письмо в деревню, своим. Но оно получилось слишком длинным. Закончить его Катьке помешал Колька. Он вернулся навеселе. Увидел бабу, нахмурился и, оглядевшись, спросил:
— А где мамка?
— Не знаю, ушла куда-то...
— Опять погавкались?
— Ни словом не перекинулись.
— Смотри мне! Чтоб мать не обижала! Иначе на ремни тебя распущу! Мне плевать, что ты беременная! Еще не знаю, от меня ли носишь?
— Колька! Как можешь сомневаться? От кого кроме тебя? Ведь сам знаешь.
— Да разве можно верить бабе? Что обещала в деревне, когда ко мне просилась? А не успела оглядеться и матери хамишь. Разве она виновата, что ты дура?
— Не дурней вас! Сама на работу устроюсь, без ее помощи.
— Заткнись, уродка! Куда тебя возьмут? Ты нигде и никому не нужна! Что собою представляешь?
— Чего ты меня говняешь? Мамка всю, как есть, обосрала, и ты добавляешь.
— Заглохни, лапотная! И не возникай под горячую руку.
— Она меня обозвала, как хотела, а мне нельзя. Как ей, так — успокойся мамка, а мне по морде. Она из дома гнала,— жаловалась Катька на свекровь.
— Эта квартира ее! Она в своем праве, впустить или выгнать, только мамке решать. Мы здесь не хозяева, поняла, дура? — толкнул Катьку в плечо.
Кольку уже взяли электриком, и тот теперь каждое утро уходил на работу. Возвращаясь вечером, ужинал и уходил во двор к мужикам, средь них было много его друзей, и возвращался он все время пьяным. Колька будто забыл, что у него есть жена, и она скоро родит ребенка. Приходя со двора, человек ложился спать, Катьку он словно не видел. Лишь с матерью общался. Ей отдавал получку, рассказывал, как работается. Слушал, какие новости у матери. Катьку в эти разговоры не посвящали, ее не звали за общий стол. Поужинав вдвоем с Евдокией, Колька звал Катьку на кухню, и та ела одна.
