31
именно его, данного класса, своекорыстных интересов. Ну, какие они, партийные тузы, к черту, эгоистичные животные? Они — высоконравст
венные люди, беззаветно заботящиеся о благе простого народа! А то, что живут, как при настоящем коммунизме, так это их выстраданная
заслуга перед Отечеством, — их, «кристально чистых», «пламенных», но, на редкость, «скромных» партийных тружеников… Вот ведь, в чем суть
дела.
Разумеется, зав. кафедрой Бодрову я об оном ничего такого не сказал, —
просто не смог бы сформулировать, да и, естественно, побаивался выка
зать своё «вольнодумство». К тому же, очень волновался. Бодров же, убеж
дённый, упрямый марксист, презрительно выслушав «недоумка» по по
воду, мол, стремления трудиться в науке, безапелляционно выдал следую
щее заявление, вердикт:
— Вашего образования культпросветработника, для сего, явно недо
статочно. Если, и вправду, желаете освоить архисложнейший предмет
философии, то поступайте на специализированный, с соответствующи
ми дисциплинами, факультет. Закончите его, и уж только тогда, при
ходите сюда. Так что, пока ничем помочь не могу…
— Но ведь, на учебу уйдёт минимум пять лет! — голос мой, преда
тельски задрожал.
— Кто хочет, тот добьётся… — невозмутимо ответствовал Бодров. —
Наука — это не польки на баяне играть. Она требует значительных усилий, человек должен посвятить себя призванию целиком, без остатка. Тогда
лишь, и можно чего то достичь… А, кстати, хотел спросить, — вы комсо
молец?
— Нет. Как то не получилось им стать.
— Вот как? — профессор поморщился. — А между тем, для того, что
бы учиться на философском факультете, нужно обязательно быть членом
ВЛКСМ или членом партии. Так хоть понимаете, что у вас совсем мало
шансов?
— Понимаю. Но, всё равно, не отступлюсь! — «недоумка» начало
трясти.
— Ну ну… Словом, больше не задерживаю, — встал Бодров. — До
свидания!
И «баянист», как оплёванный, поплёлся из кабинета.
А после, долго не мог придти в себя, — чересчур поволновался.
«Куда нервнобольному, взять такую высоту! — переживал уже дома. — Это
ведь, сколько надо сил, здоровья, чтобы преодолеть, фактически, 32
неприступную стену! Нахожусь то на самом низу, а Бодров настолько
превосходит, что и подумать страшно!.. Сиди уж, прижмись. Лабай на
голяхе, не дёргайся да помалкивай в тряпочку…».
Однако молодое безрассудство брало своё. Успокоившись немного и
взвесив «за и против», я, тем не менее, решил не отступать от намеченной
цели. Чего бы это не стоило! (Заметьте, что сумасбродное решение сие
