Ибрахим, его жена и Ясмина покинули город во время войны. Самые большие и самые вкусные в городе шампиты с кремом, диплом донора-добровольца в рамке на стене, одна-единственная на всей улице вывеска на кириллице — всего этого оказалось недостаточно для доказательства лояльности новой власти. Последнее, кстати, даже стало поводом для постоянных подозрений: «А может, он перед нами заискивает? Или хочет показать, что он лучше всех?»
Никто не хотел понять, что Ибрахим не сменил вывеску на кондитерской «Тысяча и одно пирожное» просто потому, что уважал нас. Хотя, видя вокруг столько латиницы, в жонглировании которой мы, казалось, соревнуемся друг с другом, он и сам был смущен: да есть ли вообще способ нам угодить?
Крле Рубанок ежевечерне угрожал отрезать всем руки. Однажды он зашел в кондитерскую Ибрахима, заказал и съел три пирожных, выпил большую кружку бозы[7] и, отказавшись платить, сообщил Ибрахиму:
— Если твоя жена не покажет мне сегодня вечером свою татуировку, завтра я сам на нее взгляну. И буду смотреть сколько мне вздумается!
Ибрахим ничего не ответил. Сдержался. А на следующее утро уехал, с Ясминой. И с женой. В витрине кондитерской он оставил записку с исчерпывающей инструкцией: «Шампиты свежее. Сначала лучше съесть ишлеры...» Позже, когда война завершилась, точнее, была введена в границы мира, то есть когда все кончилось, Крле Рубанок клялся, что Ибрахим уехал из города по собственному желанию. Что он наконец-то накопил денег на поездку в Америку, чтобы найти там того единственного, кроме самого Ибрахима, мужчину, который знал, куда тянется узор на руке его жены. «Я их отсюда не гнал! И вообще, зачем она скрывала? Я свои картинки каждому могу показать!» — Крле расстегивал рубаху, давая всем желающим возможность увидеть наколки на его теле.
