С такими речами Гисукэ обходил людей. Говоря о "служении народу", он как бы действовал в соответствии с принципами своей газеты, но на самом деле кривил душой, ибо Огава всю жизнь служил не народу, а правящему большинству партии "Кэнъю". Но бывают такие ситуации, когда приходится поступиться принципами.
Первым принял идею Гисукэ председатель провинциального комитета "Кэнъю", сказав, что надо поддержать честь одного из старейших членов партии. Председатель был депутатом парламента, постоянно жил в Токио и плохо разбирался в местных делах, во всём полагаясь на своего заместителя Тадокоро и прочих видных партийных деятелей провинции. Короче говоря, Тадокоро деваться было некуда, и он тоже высказался за кандидатуру Огавы.
На сей раз Гисукэ действовал официально, однако, наученный горьким опытом в случае с Сугимото, не стал давать в "Минчи" статьи о выдвижении кандидатуры Огавы на пост мэра Мизуо. Решил подождать и, лишь уверившись в успехе на все сто процентов, дать развёрнутый материал о новом кандидате. Меж тем другие газеты время от времени помещали соответствующие сообщения.
— Господин директор, все газеты уже пишут о новом кандидате. Может быть, и нам следует дать редакционную статью?! — спросил однажды Гэнзо Дои.
— Не торопись. Когда будет окончательное решение, тогда и дадим материал. А пока что готовь черновые варианты и, так сказать, держи порох сухим.
— Хорошо…
Казалось, Гэнзо не очень доволен. Впрочем, угадать по выражению лица, доволен он или нет, было почти невозможно. Если учесть, что Гэнзо никогда по-настоящему не улыбался, никогда откровенно не выказывал радости, могло сложиться впечатление, что недовольство — его обычное состояние. Однако и печаль на его лице не отражалась. Так что пойди разберись, что у него на душе…
Гисукэ, привыкший всё заранее взвешивать и анализировать, отверг предложение своего медленно соображавшего помощника. Его не переставал точить червячок сомнения. Дорога, казавшаяся прямой, могла оказаться тупиком.
Случилось же такое с Сугимото. Всё шло как по маслу, и вдруг появился Киндзи Коянаги. Когда Гисукэ тем утром услышал об этом из уст старика он был просто раздавлен.
Мицухико Сугимото хотел умереть в собственной постели… Всё правильно: любой человек — и молодой, и старый — боится насильственной смерти. А где появляется Киндзи Коянаги — там пахнет насилием. Нет, сам он вряд ли пойдёт убивать, разве что в исключительных случаях. Но за его спиной стоит около сотни парней, которым убить — что плюнуть. Коянаги вежливо сказал: "Уследить за всеми невозможно". Вот эта самая вежливость внушает настоящий ужас. Гисукэ вспомнил как в кабаре "Краун" Коянаги предложил ему пощупать его бицепсы. Подошёл к столику, улыбался, говорил негромко, манеры — хоть в императорский дворец его. Низкорослый, широкий, как шкаф, с квадратной челюстью и пронзительными глазами на смуглом лице, он подавлял своей силой, и, прекрасно понимая это, мог позволить себе роскошь быть безупречно вежливым. Зачем угрожать, зачем напоминать собеседнику, что его надо бояться? Лучше милостиво разрешить прикоснуться к стальным бицепсам… Естественно, что Сугимото испугался.
