— Надо было бутылку в него кинуть, — говорил Лешка, сверкая глазами.
— В кого? — чуть подрагивали Пашкины губы.
— В Панкрата Большевика!
— Дед сам виноват, — судил Пашка. — Вон как обзывается. Любому станет обидно.
— Все равно… Дедка-то наш.
— Наш не наш. Надо по-честному всё, — твердил старший.
Когда вернулся со свидания Череп, горячечный от раздора воздух в доме уже поостыл, страсти улеглись. Увидав за столом Семена Кузьмича, он выбросил вперед указательный палец:
— Папа?
— Ну! — отозвался Семен Кузьмич.
— Папа! Хрен тебе в лапу! — радостно завопил Череп. — Да я же тебя на берегу видел. Идет какой-то старый хмырь с мешком…
— Да и я тебя, сынок, видел, только не признал. Гляжу, какой-то фраер шалашовку клеит…
Оживление и гулянка вновь взыграли. Какая сучара, какие дятлы деревянные посмеют посягнуть на святое: встречу отца и сына! Однако Валентина Семеновна, дабы избежать новых разборок с соседом Панкратом, выпроводила отца и брата в уличный сарай:
— Вот матрасы, одеяла… Ночи еще не холодные. С выпивкой не замерзнете… Там топчан и раскладушка. Керосинка заправлена… Моего Василь Филиппыча не смузыкивайте, ему на работу в рань… Ты бы, Николай, гитару-то не брал… Тогда потише горло-то дерите. — Валентина Семеновна потянула брата за рукав, под секретом спросила: — Ну, как с Симой-то? — А чё с Симой? — отвечал, ухмыляясь, Череп. — Зря она боялась. Даже платье не помялось… Платье крепдешиновое! В сарае отец с сыном разгулялись на всю катушку — почти пятнадцать годочков друг дружку не видели: когда Семена Кузьмича упекли, Николай еще юнцом был. Пили, пели песни. Опять пили и пели. Песни все заковыристые. Солировал главным образом Череп. Семен Кузьмич на подпевках.
Пусть работает железная пила, — пила!
Не для этого нас мама родила, — дила!
Пусть работает железный паровоз, — воз! воз!
Не для этого он нас сюда привез, — вез! вез!
Или такая, с уркаганским привкусом. Тут и гитара звучала блатным боем «восьмерки».
Иду я по бану, гитара бренчит,
За мною вдогонку шалава бежит…
Или более лирические, но с политическим уклоном.
Снег валил буланому под ноги,
В жопку дул Хрущеву ветерок…
Встречались и вовсе экзотические произведения, видать, привезенные Черепом из заморских стран. Эксцентричность сыновних мотивов и текстов захватывала и Семена Кузьмича, он подпевал со всей душой. Его веселый синий квадратный рот открывался, чтобы выдать подпев. Плешь радостно и потновато отблескивала. Свет керосинки лохматил по стенам сарая, где всюду хлам, самозабвенный дуэт.
