— А я думаю, кто же так томно кряхтел, спать мне не давал, — всё это было сказано с сарказмом, только на суровом лице и нормальной ухмылки, не похожей на звериный оскал, не дождёшься. Я вдруг вспомнила, как в той самой подворотне Романыч чуть не улыбнулся, и я увидела у него на щеках ямочки. Мамма мия!
— Ну да, это я была. А теперь прости, идти надо, природа зовёт, — и я двинулась в сторону женского туалета, единственного неприкосновенного места для самцов гомо сапиенса. Что ж, парень явно не ожидал, что такого как он могут вот так просто кидануть и стремительно направился за мной.
— И что ты такая холодная? Мне казалось в том переулке у нас всё срослось… — я резко ударила по тормозам и ошарашено взглянула на парня. Да что он тут вообще буробит? Я его и пяти минут не знаю, а то, что мы целовались, так это…наказание было. Бред, в общем-то.
— Эм, давай кое-что проясним, — вздохнула я, — Что было — то прошло. Тут даже вспоминать нечего, так что оставь меня в покое, я друзей жду.
— Не думал, что ты такая, — как-то разочарованно заявил он. Я снова остановилась.
— Ты на что намекаешь? — зло прищурилась я.
— Видимо обжиматься с незнакомым парнем в переулке для тебя в порядке вещей…
— Тааак, — взревела я, а потом чуть понизила голос, увидев пару любопытно обернувшихся, — Стопэ, ковбой. Во-первых, ты сам меня туда притащил…
— …потому что ты дала мне в глаз, болит кстати.
— …жить будешь. Во-вторых, ты сам меня поцеловал…
— …а ты мне неплохо ответила…
— …чтобы ты скорее от меня отвалил. Не знаю, чего ты пристал ко мне, я продолжать знакомство не намерена, прости, Романыч, — я бесцеремонно пожала плечами и, перед тем как исчезнуть в уборной, поймала на себе тот самый мужской взгляд, означающий, что он не может поверить в то, что его отшили.
И рано я, кстати, обрадовалась, что заняла безопасную позицию в окопах женского туалета. Враг и не думал отступать, дыша как разъяренный (и как недавно было подмечено кастрированный) бык по время корриды, Романыч вошёл за мной в помещение дамской комнаты. Пара девиц с визгом покинули комнату, а у меня даже слов не нашлось, чтобы охарактеризовать всю негативность моего отношения к данному поступку. Я попусту охренела.
— Нет уж, красотка, мы закончим, когда я скажу. Я смотрю ты очень дикая и возомнила из себя царицу мира…
— Королеву, — бесцеремонно вставила я.
— Чего? — не понял Романыч, явно не ожидавший такой наглости. Будешь знать, я нахалка и ещё какая.
